Персонажи
- Господин Гранде , сомюрский буржуа -миллионер , отличающийся чрезвычайной скупостью и расчетливостью.
- Госпожа Гранде , супруга господина Гранде.
- Евгения Гранде , дочь господина и госпожи Гранде.
- Шарль Гранде , кузен Евгении из Парижа .
- Нанетта , верная служанка дома сомюрских Гранде.
Переводы
Перевод Ф. М. Достоевского
Первый перевод романа «Евгения Гранде» на русский язык был осуществлен в 1843 году страстным поклонником Бальзака Ф. М. Достоевским , вышедшим в 1844 году в журнале «Репертуар и пантеон » без указания имени переводчика , который стал первой публикацией начинающего писателя. Сам Достоевский в письме брату Михаилу охарактеризовал свою версию перевода как «бесподобную» .
Перевод можно считать вольным переложением, поскольку он содержит некоторые ошибки, пропуски, неточности, но также и некоторые дополнения от самого Достоевского. Перевод «Евгении Гранде» осуществлялся с первого полного отдельного издания, вышедшего в 1834 году, и поэтому в некоторой степени отдалён от окончательной версии оригинала - от третьей (канонической) редакции романа, опубликованной в 1843 году в цикле «Человеческая комедия » серии «Сцены провинциальной жизни» (Scènes de la vie de province ) . Французский исследователь Ф. Торранс в своей статье 2013 года указывает, что «все исследователи сходятся в одном: Достоевский следовал изданию Беше, вышедшему в 1834 году» .
В. П. Владимирцев писал, что перевод Достоевского «не был „вольным“, но далеко не всегда следовал букве и духу бальзаковского текста» .
Александра Лешневская писала: «Сегодня, полтора столетия спустя, даже взыскательный читатель вряд ли сочтет эту оценку завышенной. В „Евгении Гранде“ Достоевского нет обычных для переводных текстов недостатков». Однако А. Лешневская, признавая цельность и стилистическую яркость перевода, отмечает существенное искажение стиля оригинала, впрочем, в значительной степени обусловленное как низким уровнем развития французско-русской лексикографии середины XIX века, так и строгостью николаевской цензуры . Согласно А. Лешневской «В передаче внутреннего напряжения оригинала переводчику Достоевскому нет равных, однако он последовательно усиливает романтический компонент образов Евгении и старика Гранде».
Перевод И. Б. Мандельштама
Вторая версия перевода романа, осуществленная И.Б. Мандельштамом , появилась в 1927 году в ленинградском издательстве «Прибой» с транскрибированным названием «Эжени Гранде». Перевод Мандельштама наиболее точно передает стилистические особенности оригинала, отличается бережным отношением к синтаксису и ритмике О. Бальзака .
Экранизации
- - Евгения Гранде , режиссёр Марио Сольдати (Италия).
- - Евгения Гранде , режиссёр Эмилио Гомес Муриэль (Мексика).
- - Евгения Гранде , режиссёр Алексей Сергеев (СССР).
Напишите отзыв о статье "Евгения Гранде"
Примечания
КомментарииИспользованные источники
Литература
- Евгения Гранде = Eugénie Grandet / Бальзак, Оноре де; Пер. с фр. без указания автора [Достоевский Ф. М. ] // / Издатели: В. Межевич, И. Песоцкий. - СПб. : Тип. К. Жернакова, 1844. - Вып. 6-7. - С. 386-457; 44-125.
- Оноре де Бальзак . Бальзак в переводе Достоевского: Приложение / Гроссман Л. П. // Евгения Гранде = Eugénie Grandet / Пер. с фр. Достоевский Ф. М . - М ., 2012. - 272 с. - ISBN 978-5-389-03515-7 .
- Поспелов Г. Н. «Eugenie Grandet» Бальзака в переводе Ф. М. Достоевского // Уч. зап. Ин-та языка и литературы: сборник. - , 1928. - Т. 2. - С. 103-136.
Ссылки
- в библиотеке Максима Мошкова
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Евгения Гранде
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d"hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l"en prevenir. Je l"ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d"etre bien attentif sur l"endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l"ennemi. Il est indispensable qu"il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
Евгения Гранде считалась самой завидной невестой в Сомюре. Отец её, простой бочар, разбогател во времена Революции, скупив за бесценок конфискованные церковные владения - лучшие в Сомюрском округе виноградники и несколько ферм. При Консульстве он был избран мэром, а во времена Империи его уже именовали только господином Гранде - впрочем, за глаза фамильярно звали «папашей». Никто не знал в точности, какими капиталами располагает бывший бочар, однако люди сообразительные поговаривали, что у папаши Гранде верных шесть-семь миллионов франков. Только два человека могли бы это подтвердить, но нотариус Крюшо и банкир де Грассен умели держать язык за зубами. Однако оба так откровенно лебезили перед Гранде, что город Сомюр преисполнился к старику глубочайшим уважением. Нотариус при поддержке многочисленной родни домогался руки Евгении для племянника - председателя суда первой инстанции. В свою очередь, жена банкира де Грассена ловко интриговала, надеясь женить на богатой наследнице сына Адольфа.
Сомюрцы с интересом следили за битвой титанов и гадали, кому же достанется лакомый кусок. Некоторые, правда, утверждали, будто старик собирается выдать дочь за племянника - сына Гийома Гранде, нажившего миллионное состояние на оптовой торговле вином и обосновавшегося в Париже. Крюшотинцы и грассенисты дружно это опровергали, заявляя, что парижский Гранде метит для сына куда выше и вполне может породниться с каким-нибудь «герцогом милостью Наполеона». В начале 1819 г. папаша Гранде с помощью семейства Крюшо приобрёл великолепное имение маркиза де Фруафона. Но это обстоятельство отнюдь не изменило привычный образ жизни старика: он по-прежнему жил в своём ветхом доме вместе с женой, дочерью и единственной служанкой Нанетой, прозванной Громадина за высокий рост и мужеподобную внешность. Тридцать пять лет назад папаша Гранде пригрел нищую крестьянскую девушку, которую гнали от всех дверей, - и с той поры Нанета за крохотное жалованье исполняла любую работу, неустанно благословляя хозяина за доброту. Впрочем, и Евгения с матерью целыми днями просиживали за рукоделием, и старый скряга выдавал им свечи по счету.
Событие, перевернувшее жизнь Евгении Гранде, произошло в первой половине октября 1819 г., в день её рождения. По случаю праздника папаша Гранде разрешил затопить камин, хотя ноябрь ещё не наступил, и преподнёс дочери обычный подарок - золотую монету. На памятный всем сомюрцам ужин явились готовые к решительной схватке Крюшо и де Грассены. В разгар партии в лото раздался стук в дверь, и перед изумлёнными провинциалами предстал сын парижского миллионера Шарль Гранде. Вручив дяде письмо от отца, он стал осматриваться, явно поражённый скудостью стола и обстановки. Все убеждало молодого человека в том, что сомюрская родня прозябает в бедности - ошибка, которая станет для Евгении роковой. В двадцать три года эта робкая чистая девушка не ведала ни о богатстве своём, ни о красоте. Прелестный изящный кузен показался ей пришельцем из другого мира. В сердце её пробудилось ещё смутное чувство, и она упросила Нанету затопить камин в спальне Шарля - неслыханная в этом доме роскошь.
Парижский Гранде в предсмертном письме известил брата о своём банкротстве и намерении застрелиться, умоляя только об одном - позаботиться о Шарле. Бедный мальчик избалован любовью родных и обласкан вниманием света - он не снесёт позора и нищеты. Утром в Сомюре уже все знали о самоубийстве Гийома Гранде. Старый скряга с грубой прямотой сообщил племяннику страшную весть, и нежный юноша не смог удержаться от рыданий. Евгения прониклась к нему таким состраданием, что даже кроткая госпожа Гранде сочла нужным предостеречь дочь, ибо от жалости до любви только один шаг. А Шарля до глубины души растрогало искреннее участие тётки и кузины - он хорошо знал, с каким равнодушным презрением встретился бы в Париже.
Наслушавшись разговоров о банкротстве дяди и прочитав украдкой письма Шарля, Евгения впервые задумалась о деньгах. Она поняла, что отец мог бы помочь кузену, но старый скряга пришёл в ярость при одном лишь предположении, что придётся раскошелиться ради жалкого мальчишки. Однако вскоре папаша Гранде смягчился: все-таки здесь было затронуто доброе имя семьи, да и с заносчивыми парижанами следовало поквитаться. Банкир де Грассен отправился в столицу, чтобы заняться ликвидацией прогоревшей фирмы, а заодно вложить сбережения старика в государственную ренту. Сомюрцы до небес превозносили папашу Гранде - такого великодушия от него никто не ожидал.
Тем временем Евгения упросила Шарля принять в дар её сбережения - золотые монеты на сумму примерно в шесть тысяч франков. В свою очередь Шарль вручил ей на сохранение золотой несессер с портретами отца и матери. Для обоих молодых людей наступила весна любви: они поклялись друг другу в верности до гроба и скрепили свой обет целомудренным поцелуем. Вскоре Шарль отправился в Ост-Индию в надежде обрести богатство. А мать с дочерью с трепетом стали ждать Нового года: старик имел обыкновение любоваться по праздникам золотыми монетами Евгении. Произошла ужасающая сцена: папаша Гранде едва не проклял дочь и приказал держать её в заточении на хлебе и воде. Этого не могла снести даже забитая госпожа Гранде: впервые в жизни она осмелилась перечить мужу, а затем слегла с горя. Евгения стоически переносила отцовскую немилость, находя утешение в своей любви. Лишь когда жене стало совсем худо, папаша Гранде сменил гнев на милость - нотариус Крюшо объяснил ему, что Евгения может потребовать раздела наследства после смерти матери. К великой радости больной, отец торжественно простил дочь. Но тут на глаза ему попался ларец Шарля, и старый скряга решил отодрать золотые пластинки на переплавку - лишь угроза Евгении покончить с собой остановила его. Для умирающей это оказалось последним ударом - она угасла в октябре 1822 г., сожалея только о дочери, оставленной на растерзание жестокому миру. После её кончины Евгения безропотно подписала отказ от наследства.
Следующие пять лет ничем не изменили однообразного существования Евгении. Правда, партия грассенистов потерпела полный крах; приехав в Париж по делам Гранде, банкир пустился в разгул, и его жене пришлось отказаться от планов женить Адольфа на Евгении. Папаша Гранде путём ловких махинаций с векселями брата сократил сумму долга с четырёх миллионов до миллиона двухсот тысяч. Чувствуя приближение смерти, старик начал знакомить дочь с делами и привил ей свои понятия о скупости. В конце 1827 г. он скончался в возрасте восьмидесяти двух лет. К этому моменту Шарль Гранде уже вернулся во Францию. Чувствительный юноша превратился в прожжённого дельца, разбогатевшего на работорговле. О Евгении он почти не вспоминал. Лишь в августе 1828 г. она получила от него первое письмо, к которому был приложен чек. Отныне Шарль считал себя свободным от всех детских клятв и извещал кузину о том, что хочет жениться на мадемуазель д’Обрион, которая гораздо больше подходит ему по возрасту и положению.
Уже этого письма было достаточно, чтобы сокрушить все надежды Евгении. Масла в огонь подлила пылавшая жаждой мести госпожа де Грассен: Евгения узнала от неё, что кузен давно в Париже, но до свадьбы ещё далеко - маркиз д’Обрион никогда не отдаст дочь за сына несостоятельного должника, а Шарль оказался настолько глуп, что не пожелал расстаться с тремя тысячами франков, которые вполне удовлетворили бы оставшихся кредиторов. Вечером того же дня Евгения согласилась выйти за председателя Крюшо и попросила его немедленно выехать в Париж - она желала расплатиться по всем долговым обязательствам дяди вместе с процентами и ассигновала на эти цели два миллиона. Вручив Шарлю акт об удовлетворении финансовых претензий, председатель не отказал себе в удовольствии щёлкнуть по носу глупого честолюбца: он сообщил, что женится на мадемуазель Гранде - обладательнице семнадцати миллионов.
Памятуя об условиях брачного контракта, господин Крюшо всегда выказывал величайшее уважение жене, хотя в душе горячо желал её смерти. Но всевидящий Господь вскоре прибрал его самого - Евгения овдовела в тридцать шесть лет. Несмотря на своё огромное богатство, она живёт по распорядку, заведённому отцом, хотя, в отличие от него, щедро жертвует на богоугодные дела. В Сомюре поговаривают о новом её замужестве - богатую вдову всячески обхаживает маркиз де Фруафон.
Евгения Гранде (значения)
«Евгения Гранде» (Eugénie Grandet) - роман Оноре де Бальзака , впервые опубликованный в 1833 году.
Персонажи
- Господин Гранде , сомюрский буржуа-миллионер, отличающийся чрезвычайной скупостью и расчетливостью.
- Госпожа Гранде , супруга господина Гранде.
- Евгения Гранде , дочь господина и госпожи Гранде.
- Шарль Гранде , кузен Евгении из Парижа.
- Нанетта , верная служанка дома сомюрских Гранде.
Переводы
Перевод Ф. М. Достоевского
Первый перевод романа «Евгения Гранде» на русский язык был осуществлен в 1843 году страстным поклонником О. Бальзака Ф. М. Достоевским . Напечатанный в 1844 году в малоизвестном журнале «Репертуар и Пантеон» без указания имени переводчика роман стал первой публикацией начинающего писателя.
Сам Достоевский в письме брату Михаилу охарактеризовал свою версию перевода как «бесподобную». Однако современные литературоведы, признавая цельность и стилистическую яркость перевода, отмечают существенное искажение стиля оригинала, впрочем, в значительной степени обусловленное как низким уровнем развития французско-русской лексикографии середины XIX века, так и строгостью николаевской цензуры.
Перевод И. Б. Мандельштама
Вторая версия перевода романа, осуществленная И.Б. Мандельштамом, появилась в 1927 году в ленинградском издательстве «Прибой» с транскрибированным названием «Эжени Гранде». Перевод Мандельштама наиболее точно передает стилистические особенности оригинала, отличается бережным отношением к синтаксису и ритмике О. Бальзака.
Характеристика героя
ЕВГЕНИЯ ГРАНДЕ (фр. Eugenie Grandet) - героиня романа «Евгения Гранде» (1833), входящего в эпопею «Человеческая комедия» Оноре де Бальзака. Е.Г. - один из самых привлекательных женских образов Бальзака, который так писал о своем творении в предисловии к первому изданию романа: «Среди женщин Евгения Гранде станет, быть может, образцом самоотверженных душ, ввергнутых в бурное житейское море и поглощенных им, подобно благородной греческой статуе, упавшей во время перевозки в морскую пучину, где она навеки пребудет неведомой». На редкость чистая, самоотверженная девушка, способная творить добро даже ценой самоотречения, едва ли не с ранней юности становится объектом спекуляций сначала своего скопидома-отца, потом пренебрегшего ею возлюбленного, потом пожелавших ее богатств женихов. Е.Г. с достоинством несет свой крест, не переча отцу и не нарушая дочерний долг, но и не «утрачивая иллюзий», не принимая жестокую философию дельца, в жертву которой он приносит жену и единственную дочь. Как для него естественно отобрать у дочери долю материнского наследства, так для нее естественно отдать наследство, чтобы сохранить хотя бы иллюзию святого семейного очага. Гораздо труднее пришлось Е.Г, когда ее возлюбленный, по дороге к богатству растеряв все свои юношеские идеалы, забыл и о ней, разве что записал в своей долговой книге ее имя как кредитора «суммы в шесть тысяч франков». Но и тут Е.Г. не изменила своим жизненным принципам, не унизила себя, не уронила своего человеческого достоинства, что, к несчастью, и оценить-то было некому, кроме автора, да, может быть, еще и читателей. Е.Г. отрешается от жизни, теперь уже сознательно пряча ото всех не востребованное, ненужное в окружающем ее мире истинное сокровище - свою чистую любящую душу.