Спектакль на все времена - во МХАТе имени Горького сегодня отмечают столетие легендарной "Синей Птицы". Это единственная постановка Станиславского, дожившая до наших дней в своeм первозданном виде. Декорации, костюмы, музыка - такие же, как в прошлом веке. А в зале - по-прежнему неизменный аншлаг.

Репортаж Марии Торлоповой.

Память о лучших спектаклях МХАТа бережно хранят в музее, в Камергерском переулке. Здесь и костюмы, и реквизит и даже фрагменты декораций. Легендарной "Синей птице" посвящена лишь крохотная часть экспозиции, но это не потому, что показывать нечего. Дело в том, что все оригинальные костюмы, декорации и реквизит сейчас на сцене, в действующем спектакле МХАТа имени Горького.

Константин Станиславский долго ломал голову, как сделать спектакль волшебным. Однажды он зашел ночью в спальню к своим детям и увидел, как по переулку едет карета. Свет от фонаря упал на стену и осветил тень. Так появилась целая сцена "ночь". А композитор Илья Сац, чтобы написать музыку Воды, провел целый день на крыше под дождем.

Маргарита Юрьева, народная артистка России: "Всегда в человеке, особенно в актере, должна быть сказка внутри. Это волшебство какое-то, фантазия, то, что есть в детях".

"Синюю птицу", как самое дорогое сокровище, одно поколение мхатовцев передает другому. На этом спектакле выросли Алексей Баталов, Николай Озеров, Евгения Добровольская. "Синяя птица" была для них счастливым билетом в театральную жизнь.

Евгения Добровольская, народная артистка России: "У меня была встреча с замечательными артистами МХАТа, вот того поколения. Константин Градополов, Сахар наш замечательный. И мы были в этом спектакле детьми".

Спектакль ни разу не исчезал из репертуара. Но после того, как МХАТ перевели на хозрасчет, в день играли по две "Синих птицы", чтобы сэкономить. Тогда из постановки убрали две картины - она стала короче. Но осталась такой же волшебной.

Мария Павлова, Наталья Медведева, актрисы МХАТа им. Горького, исполнительницы ролей Митиль и Тильтиля: "У нас было много накладок всяких, клетка не пролезала, алмаз не зажигался. Но все это уже отрегулировали. И сейчас играем с удовольствием! Потому что когда ты играешь и слышишь, как замирают голоса детишек - это дорогого стоит!"

Эту философскую сказку писали и ставили для взрослых. О чем плачет душа собаки, почему умершие просят чаще их вспоминать, и где прячется загадочная Синяя птица, дети, может, и не до конца понимают. Но все до одного мечтают увидеть "Синюю птицу" снова.

Лариса Жуковская, актриса МХАТа им. Горького: "Это необычный спектакль. Он бессмертен, он поставлен бессмертным режиссером Константином Станиславским. Этот спектакль будет идти вечно. Пока жив театр, он будет идти!"

За сто лет на сцене спектакль сыграли более пяти тысяч раз. В театре говорят - Синей птице впору стать символом МХАТа наравне со знаменитой чайкой.

Анатолий Королев, писатель, специально для РИА-Новости.

В эти дни российский театр отмечает необычную дату, - столетие со дня постановки Константином Сергеевичем Станиславским спектакля «Синяя птица». Это единственная пьеса, поставленная великим реформатором на сцене МХАТа, которая дошла до наших дней (сейчас этот спектакль идет на сцене театра МХАТ им. Горького, под руководством Т. Дорониной). И хотя, разумеется, за минувшие годы постановка сильно изменилась, обновились декорация и костюмы, сменился рисунок ролей, главное - в сказке Метерлинка уцелела тайна, сохранился дух постановки. Так с годами сохраняется и крепнет аромат коньяка.

По сути, перед нами чудо.

Ни одна из жемчужин Станиславского не дошла до нас, а этот бриллиант уцелел. Пожалуй, только одна «Принцесса Турандот», поставленная в 20-е годы Вахтанговым, может соперничать с шедевром Станиславского по продолжительности существования на сцене.

У тайны столь долгого успеха есть несколько отгадок.

Чаще всего Станиславский был очень серьезен, репетиции растягивались на годы. Каждая мизансцена проверялась сотни раз. Подобно ювелиру, режиссер всматривался в сцену, как в грани алмаза во время огранки, а тут вдруг великий труженик взял паузу.

«Время от времени следует
Выпить стаканчик Клико!»

Для него это был - цитирую - «мой отдых, моя шутка, которая изредка необходима артисту. Во французской шансонетке поется… (читай выше)».

Отчасти эта история напоминает случай с молодым Стивенсоном, который долго не мог расписаться и сочинял унылые философские романы, которые никак не мог дописать до конца, и вдруг издатель предложил написать ему что-нибудь легкое, приключенческое, для подростков. Для мальчишек?! дрогнул Стивенсон и, вернувшись домой, залпом написал свой первый шедевр «Остров сокровищ». Почему залпом? Потому что освободился от тяжкого груза первоначальных установок писать серьезно.

Итак, решившись почти пошалить, выпить стаканчик Клико, создать спектакль для детей Станиславский сначала решил съездить к самому автору, к Морису Метерлинку во Францию, который жил тогда в 6 часах езды от Парижа.

Я (вспоминает Станиславский) собрался в путь по-русски: с множеством свертков и всяких подарков. Записал на манжете пышное приветствие…

Но, увы, на вокзале его никто не встретил, и, как на грех, на перроне не оказалось ни одного носильщика. С охапкой свертков Станиславский направился к стоянке авто, где толпились шоферы. Тут у него потребовали билет, как это принято на Западе. Свертки разлетелись. И тогда какой-то бравый шофер в сером пальто и шоферской фуражке кинулся собрать вещи. Спросил по-французски: месье Станиславски? Усадил в машину и помчал на страшной скорости.

Напуганный скоростью, Станиславский сидел, не говоря ни слова, и только через полчаса решился спросить у шофера: как поживает господин Метерлинк?

Метерлинк? - воскликнул шофер удивленно, - я и есть Метерлинк!

Станиславский всплеснул руками, и оба долго и громко хохотали.

Этот неожиданный реприманд и стал заглавной буквой для дальнейшей работы Станиславского, который всегда не мог без смеха вспоминать свое знакомство с Метерлинком. В спектакль проникла улыбка, ирония, и ее вечные спутники - печаль и меланхолия.

Отпустив вожжи, Станиславский сделал работу легко и непринужденно. Он позволил актерам даже импровизировать, а сам сосредоточился на изобретении волшебства. Он не захотел ставить просто детскую сказочку, а стал сочинять волшебную притчу о расширении пространства, о путешествии детей за пределы мира, к тайнам бытия.

В этой установке ему помог черный бархат.

Станиславский впервые решил попробовать магию этой ткани, которая - стоит только накрыть вещь ли, актера ли, куском черного бархата - делает предметы незримыми. Бархат придал сцене вид таинственной пропасти, которая прячется за обыкновенным набором предметов: за столом, за кроватью, за кадкой для теста, за огнем в очаге.… Из торжественной игры в невидимки и родилась та божественная сутолока чудес, которая придала спектаклю удивительное очарование ночи и прелесть рассвета, который до сих пор сохранил чистоту бриллианта и блеск огранки и озарил нас лучами волшебства.

Премьера состоялась осенью 1908 года.

Художником постановки был замечательный мастер В. Егоров.

Музыку сочинил композитор И. Сац.

Сестру и брата, Митиль и Тильтиль играли А.Коонен и С. Халютина.

Роль Кота исполнил великий И.Москвин. Верного и глуповатого Пса сыграл В.Лужский, пышный Хлеб - В.Грибунин, ломкий Сахар - А.Горев а роль феи исполнила М.Лилина.

Сказка имела оглушительный успех и у детей и взрослых.

Критик отмечал, «что у зрителей слезы сжимали сердце».

Совершенство работы, сделанной Станиславским легко без изнурения с блеском в духе Моцарта, и обеспечило «Синей птице» ту беспрецедентно долгую жизнь, столетие которой сегодня и отмечает российский театр.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

«Синяя птица». Трилогия по пьесе М. Метерлинка и воспоминаниям Алефтины Константиновой и Владимира Коренева.
Электротеатр СТАНИСЛАВСКИЙ (Москва).
Режиссер Борис Юхананов, художник Юрий Хариков

Никогда не путешествуйте с мертвецом.

У. Блейк и Дж. Джармуш

Ситуация, когда в театр приходит новый художественный руководитель и ставит спектакль, который он посвящает этому театру, стремясь обозначить свою программу, уже имела место быть в Петербурге. Это, конечно, «Алиса» Андрея Могучего в БДТ. Только у Бориса Юхананова вместо падения в глубь кроличьей норы — путешествие за синей птицей в трех вечерах. Как путешествие в загробный мир и обратно и как ритуал перехода. Историю бывшего Драматического театра им. К. С. Станиславского он «читает» словно некую «книгу мертвых».

Проводниками становятся корифеи театра — супружеская чета Владимир Коренев и Алефтина Константинова, одновременно выступающие за Тильтиля и Митиль.

Погружая свою героиню — Алису, Алису Бруновну Фрейндлих — в театральную страну чудес, Могучий оперировал исключительно образами и легендами БДТ. Реалии человеческой биографии поверялись и подменялись образами сыгранных когда-то ролей. В его композиции каждый образ был двойственным, а то и тройственным, многократно отраженным и преломленным «кривым зеркалом» театра: сквозь образы Кэрролла светились образы ролей и имиджевые «маски» артистов, а за ними теплилось человеческое. Оттого и художественный результат был пусть и вторичным, но не противоречивым.

Борис Юхананов получил в наследство не столько театр-легенду, сколько театральную труппу с легендарной репутацией «пожирателей» главных режиссеров.

Сразу скажу, в «Синей птице» сцепление личного и художественного планов в большей степени механическое. Владимир Коренев и Алефтина Константинова то действуют как Тильтиль и Митиль в обстоятельствах сказки Метерлинка и окружении сюрреалистических поп-артовских образов, то выступают от собственного лица, рассказывая истории из своей личной или художественной биографии, а то и разыгрывают целые сцены из спектаклей, сыгранных 50 лет назад в театре-которого-уже-нет. А молодые коллеги иллюстрируют эти истории образами разной степени художественного достоинства.

Швы между этими планами как-то даже нарочито выставлены напоказ, обозначая двойственную задачу, поставленную режиссером.

Каждый из трех вечеров сделан с преобладанием каких-то определенных жанровых задач, определенной тональности. Первый, «Путешествие», — самый насыщенный, чистая феерия и выставка достижений «сюрреалистического хозяйства». Второй, «Ночь», — прозрачный и медитативный — ритуал, протекающий на фоне величественно-безжизненного лунного пейзажа. Третий, «Блаженство», самый противоречивый, слеплен из того, что не вошло в первые два, и тяготеет к шоу, варьете. Ад представлен в виде цирка, «блаженства» вываливаются на арену в пушистых полиэстеровых костюмах, как персонажи незатейливого утренника.

Модернизированный сюжет «Синей птицы» подробнейшим образом изложен в либретто. Поэтому обозначу только завязку: постаревшие Тильтиля и Митиль засыпают в салоне Боинга 777 (модель в разрезе практически в натуральную величину представлена на сцене), Душа света — стюардесса поправляет им пледы, все дальнейшее — их сон…

Сцены из спектакля. Фото О. Чумаченко

Как и в любой феерии, здесь торжествуют художественное беззаконие и фантазия. По сцене степенно разгуливают гигантские вороны, отдаленно похожие на синих вреднючек из «Желтой подводной лодки», изредка оглашая ее хриплым карканьем. Бабушка и дедушка Тильтиля и Митиль представлены в виде несколько заторможенных, но зато вечно юных богов-олимпийцев. У каждой из душ вещей свой пластический «выход», аранжированный, как в театре Но, и соответствующим образом озвученный музыкально. Когда В. Коренев вспоминает про съемки «Человека-амфибии», на экране показывают кадры подводного мира из фильма (экзотические красоты которого, как известно, снимались в аквариуме — за бедностью черноморской флоры и фауны), а по залу над головами зрителей проплывают, шевеля хвостами, гигантские рыбины. Живой план постоянно сопрягается с изобретательной видеографикой и озвучен настоящим живым оркестром, расположенным, будто на церковных «хорах», на балконе, за спинами зрителей, отчего музыка Дмитрия Курляндского чудесным образом обволакивает весь зал.

Центральный дуэт, в зависимости от ситуации, то старательно играет малышей во фланелевых пижамках (особенно преуспел Коренев, подсюсюкивая и используя весь арсенал дефектов речи), то выступает от первого лица, но тоже — в манере, чем-то напоминающей творческий вечер на канале «Россия».

Коснусь лишь того, как представлены некоторые из эпизодов. Те, где рассказ и образ, им спровоцированный, вступают в интересную «химическую реакцию».

Так, в одной из первых сцен-сновидений Алефтина Константинова вспоминает о том, как в годы войны, ее, шестилетнюю девочку, и маму гнали в Германию. Обоз был расстрелян, мама погибла, и дальше девочку воспитывала бабушка. В какой-то момент рассказа героиню окружают гигантские елочные ретро-игрушки: здесь и снегурочка, и огромная ватная птичка, и пара позолоченных солдат в ушанках, которые целятся в нее… Образ детства как чего-то волшебного и опасного (яркого, но нечеткого) пронизан ощущением угрозы, дан как в непосредственном чувственном восприятии, так и в преломлении восприятием ребенка рассказов старших участников событий.

Не менее чудесную метаморфозу претерпевает рассказ Коренева об отце, красавце-адмирале, герое войны и любимце женщин, знавшем «Онегина» наизусть и выучившем за полтора месяца китайский язык в разговорном объеме. «Сон Татьяны», стилизованный в духе китайской оперы и исполненный русской чтицей — Татьяной с насурьмленными бровями и китайским переводчиком-медведем (он же Онегин), звучит взволнованно и страстно и аранжирован «бегущей строкой» комикса под старинную черно-белую миниатюру.

Густая культурологическая окрошка из оживших цитат не дает зрителям заскучать. Незатейливые (прямо скажем) рассуждения Владимира Коренева о преимуществах творческого метода Феллини («он дает надежду!») перед методом Тарковского вызывают к жизни двух — буквально — «светочей» мирового кинематографа с лампочками на том месте, где полагается быть голове. Анимированный Достоевский мечет молнии из глаз, будто языческий Перун, в то время как колоритный черт на пружинных ногах и с мохнатым загривком охаживает кнутом Наполеона, а могильщики в ватниках цитатами из «Гамлета» комментируют происходящее. Не говоря уж о том, что смерть и загробный мир на протяжении трех вечеров представлены в самом разнообразном виде — от уже упомянутых могильщиков до египетского пантеона богов на фоне игрушечного кремлевского мавзолея.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

А теперь я скажу очень опасную и, возможно, несправедливую вещь. Какое бы эффектное «платье» ни шил Борис Юхананов, факт остается фактом: короли — голые. И в художественной «оправе» образа, и когда пытаются донести со сцены истории из своей жизни. Рассказы Константиновой звучат более искренно, а у Коренева обернуты в жирный слой театральных баек и анекдотов, но погоды эта разница не делает.

Как ни крути, выходит, что в жизни Владимира Коренева нет более яркого воспоминания, чем съемки «Амфибии», и их эхо — длиною в жизнь. Самым пикантным «романом» оказываются письма поклонницы, в каждом из которых она присылала кусочек фото своего обнаженного тела… В какой-то момент женщина-коллаж в обтягивающем трико появляется на сцене, вылезая прямиком из гигантского конверта и танцуя соблазнительный танец. И когда в тот же конверт она уводит за собой Владимира Коренева, старика с нечеткой дикцией, в этом есть что-то щемящее…

Оказывается, что в жизни Алефтины Константиновой были большие роли, но, увы, «реконструкция» «Чайки» в том виде, в каком нам ее показывают — с патетическими восклицаниями и заламыванием рук, — не выдерживает никакой критики. А про давние спектакли сказать, в сущности, нечего, кроме того, что они были «замечательные».

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Так же нечего сказать и про август 1991 года. Среднестатистический набор эмоций людей, проведших 19 августа у экрана телевизора и переживавших за дочь, уехавшую в Москву, приходится расцвечивать танцами БТРов под «Лебединое озеро».

Ни одна из этих историй как не поддается мифологизации, так и не дает сокровенного знания о человеке.

Все усилия, кажется, брошены на то, чтобы представить свою жизнь — на сцене и вне ее — в самом что ни есть мещански-пристойном виде. Жизнь, в которой никто и никогда не изменил «ни жене, ни отечеству», с честью преодолевая все искушения и соблазны, от А. Вертинской до полного барака пылких ивановских ткачих, где нашему герою в двадцатилетнем возрасте пришлось провести ночь во время концертного «чёса».

Самое больше потрясение: когда Коренев пылко говорит о том, что «в нашем театре не было ни интриг, ни подсиживаний, мы, актеры, позаботились об этом», он говорит со всей искренностью и верой, на какую только способен.

Сцены из спектакля. Фото В. Луповского

Вот и выходит: что жизнь, что роли, что история театра — сплошной фейк, аберрации и подмены непрочной человеческой памяти. И порою человеческая жизнь куда длиннее театральной…

Что мы имеем в остатке.

«Окружение» обыграло королей. «Синяя птица» стала парадом боевой мощи «Электротеатра», всей его материально-технической и художественной базы. И я не иронизирую, а честно говорю про ансамблевость, музыкальность, спетость, станцованность и — главное — мультивосприимчивость молодой части труппы, в короткие сроки освоившей китайский и японский языки, шаманское горловое пение и — под началом представителя великого клана Кавамура — основы театра Но, причем не формально, а со всей его ритуальной строгостью и внутренним сосредоточением.

В. Афанасьев (Рудаков), А. Константинова (Алла).
Фото В. Луповского

Амбиции старейшин, купающихся во внимании на протяжении трех вечеров, удовлетворены.

Трудно недооценить степень режиссерского лукавства Бориса Юхананова, равно удовлетворившего аппетиты ветеранов труппы и закатившего пышные проводы бывшему Театру им. Станиславского. Заклинание духов старого театра, их ублажение и последующее изгнание можно считать выполненным.

Вот только скажите: одной ли мне показалось, что, когда в сцене с бабушкой и дедушкой Тильтиля и Митиль героев укладывают на деревянный стол, чтобы проверить, как выросли «дети», с них снимают мерки для гроба?

Если не только мне, значит, этических вопросов к спектаклю больше, чем эстетических.

Информация предоставлена «Электротеатром Станиславский»

Пролог. Вселенский аэропорт, в котором вороны-диспетчеры управляют движением небесных объектов. Великие радости совершают ритуальный проход по облакам. Мать, отец, Тильтиль (Владимир Борисович Коренев) и Митиль (Алефтина Константиновна Константинова) безмятежно спят в «Боинге-777». Душа Света в облике стюардессы обходит салон. Действие первое. Рождество Тильтиль и Митиль просыпаются и мечтают о пирожных. Сквозь эту сцену проходят видения: процессия елочных игрушек; детское воспоминание Алефтины Константиновны о войне; встреча с умершей бабушкой; песня пингвинов, танец стюардесс и летчиков; рассказ Владимира Борисовича об отце и матери; китайская интермедия и чтение «Евгения Онегина» на китайском языке. К Тильтилю и Митиль приходит Фея Берилюна и просит найти Синюю птицу для ее больной внучки. Алефтина Константиновна вспоминает свою послевоенную жизнь с бабушкой в деревне. Фея Берилюна обещает Тильтилю и Митиль, что они увидятся с умершими братишками и сестренками в Стране Воспоминаний. Звучит реквием по ушедшим актерам театра. Фея дарит Тильтилю волшебную шапочку с алмазом, который помогает видеть души животных, предметов и стихий. Ритуал рождения Часов, Огня, Хлеба, Пса, Кошки, Воды, Молока, Сахара проходит в правилах театра Но. Рассказ Владимира Борисовича о Феллини, Тарковском и Достоевском вызывает к жизни новых персонажей: Демона, Чиновников XIX века, Могильщиков и Наполеона. Тильтиль пугается, что проснулся отец, резко поворачивает алмаз волшебной шапочки, и души оживших предметов не успевают вернуться в привычное состояние - теперь им придется отправиться в путешествие за Синей птицей вместе с детьми. Действие второе. Камлание Кошка творит заговор против власти человека, Пес вовлекается в конфликт. В них борются две натуры, человеческая и звериная. Камлание, ритуал изгнания человека происходит на ковре-самолете, перелетающем из тундры в Баку. Шаманский обряд: варганы, бубны, экстатические скороговорки. Фея прерывает камлание и призывает двигаться дальше. Теперь предводительницей путешествия станет Душа Света. В солнечном Баку, а затем в заснеженном кинотеатре Коренев и Константинова вспоминают о съемках фильма «Человек-амфибия» и о своей юности. Фея отправляет Тильтиля и Митиль навестить умерших бабушку и дедушку, а персонажей просит не ходить с ними. Действие третье. Страна Воспоминаний В Стране Воспоминаний Тильтиль и Митиль встречаются с бабушкой и дедушкой в образах олимпийцев, с Воронами и хором Синих Дроздов. Владимир Борисович вспоминает о коллегах по Театру им. К.С.Станиславского: Михаиле Яншине, Евгении Урбанском и Евгении Леонове. Алефтина Константиновна рассказывает, как играла с Урбанским в спектакле «Такая любовь» по пьесе Павла Кагоута. Бьют часы. Синий дрозд становится черным, совершенно обычным. Тильтиль и Митиль спешат вернуться к Фее.

13 и 14 апреля в «Электротеатре Станиславский» пройдет премьера спектакля «Служанки бульвара Сансет». Ведущий актер театра и режиссер Владимир Коренев рассказывает, как создавалась постановка, чем интересна сценография и какие эксперименты его привлекают.

Владимир Коренев — одна из самых заметных и ярких фигур отечественного кинематографа. Еще в 1960-х он полюбился зрителям благодаря роли Ихтиандра в фильме «Человек-амфибия». На его героя хотели быть похожими его ровесники, а ровесницы забрасывали красивого актера любовными письмами.

Больше 50 лет назад Коренев пришел в Московский драматический театр имени К.С. Станиславского и со временем стал ведущим актером. Новая жизнь театра под названием «Электротеатр Станиславский» началась в 2015 году с фантастического спектакля «Синяя птица», в котором Владимир Коренев и его супруга Алефтина Константинова сыграли главные роли — мальчика Тильтиля и девочки Митиль. Новый спектакль театра «Служанки бульвара Сансет» — первая режиссерская работа актера на родной сцене.

— Владимир Борисович, ваш спектакль основан сразу на двух произведениях — пьесе Жана Жене «Служанки» и фильме «Бульвар Сансет» Билли Уайлдера. Что вы взяли в свой сюжет от каждого из них? О чем ваша постановка?

— Спектакль надо будет смотреть — и только после этого все будет понятно. В двух словах это не объяснить, если человек не смотрел фильм Уайлдера и не читал пьесу. Я, если честно, удивлюсь, если кто-то ее читал, — я сам познакомился с ней в возрасте 60 лет. Это очень сложное произведение. Очень богатая женщина, Мадам, живет в шикарной квартире, вместе с ней две служанки — молодые девушки, сестры Соланж и Клер. У Мадам есть любовник, которого сажают за решетку. Служанкам нравится образ жизни хозяйки, их пленяет весь этот гламур. Он становится их навязчивой идеей.

Я подумал, что границы этой истории нужно раздвинуть. Что, если главной героиней будет не просто богатая женщина, образу жизни которой завидуют и которой восторгаются многие, а действительно талантливый человек, звезда, актриса? И вот две девочки-служанки влюбились в ее экранные образы, попали в ее дом, стараются что-то делать для нее. А она ими помыкает, они ей вообще не нужны. И она сама никому не нужна, как оказалось. Они начинают ее ненавидеть и осознавать трагедию, которая произошла с ними. Вот что я попытался внести, если говорить упрощенно, в этот спектакль.

— У нас в стране пьеса «Служанки» получила огромную известность благодаря постановке Романа Виктюка. Вы видели этот спектакль?

— Да, и не один раз. Он очень удачный, замечательный, красивый, он объездил с гастролями весь мир.

— У Романа Григорьевича это смесь театра кабуки, импровизации и танца…

— Действительно, он сделал спектакль экзистенциальной формы, там форма и есть содержание. Но что произошло, что случилось в самой этой истории? Роман Григорьевич решил проблему не с помощью языка драматического театра, а с помощью языка пластики, почти балета. Меня очень заинтересовал этот сюжет, я захотел поработать над ним. Я часто задавал себе вопрос: почему эту пьесу не играют в других театрах? Ведь это может быть действительно по-настоящему красиво.

— Но и визуально ваш спектакль не уступает постановке Романа Григорьевича. У вас, например, очень интересные декорации — из черных и белых переработанных целлофановых пакетов.

— Да, это предложила Анастасия Нефедова, главный художник. Идея необычная, я не сразу ее поддержал, так как понимал, что мне достанется от моих артистов, когда они увидят декорации и костюмы. Постепенно все привыкли, и они стали им нравиться.

Но главное — пьеса. Я благодарен художественному руководителю театра Борису Юхананову, который дал мне возможность экспериментировать на этом очень опасном материале, потому что на такой пьесе ничего не стоит завалиться. Я решил сделать то, что близко людям моей профессии. Я очень много видел в жизни актеров поклонниц, фанаток, которые преследуют нашего брата. Что ими движет? Почему они свою жизнь подчиняют этому?

— После роли Ихтиандра в фильме «Человек-амфибия» на вас тоже обрушилась сумасшедшая популярность. Правда, что письма от поклонниц вам приходили в таких количествах, что их приходилось складывать в коробки из-под холодильников?

— Правда. Но я не отвечал, их было слишком много. Для этого мне надо было бы забросить все свои остальные дела. Хотя бывало, что отвечал на очень редкие письма, в том случае, если написанное меня зацепило. А так, вы знаете, молодым актерам пишут не философы, а молоденькие девочки, которые просто влюбились в созданный тобой образ. Но приятно было, конечно, что ко мне так хорошо относятся.

— Такая слава — это тяжелое испытание или наоборот?

— Вопрос, скорее, в том, чтобы не заболеть этим. Когда говорят «медные трубы», имеют в виду испытание успехом. И оно может быть очень страшным. Но меня как-то пронесло. Рядом со мной были мудрые родители, хорошие друзья. А потом приходит понимание, что надо еще и соответствовать этой популярности. Можно нарциссом прожить всю жизнь, глядя в зеркало: «Как Бог меня наградил, какой я красавец!» А можно и стремиться к чему-то большему. Вот, например, Миша Козаков, который тоже играл в «Человеке-амфибии». Красивый, популярный, он мог всегда оставаться в этом амплуа и ни в чем не нуждаться. А он стал заниматься режиссурой, фильмы снимать. «Покровские ворота» — замечательная картина. Начинаешь уважать человека, когда видишь, что он использует свои таланты, а не только внешность.

«Получилась совсем другая история»

— «Служанки бульвара Сансет» — это ваш дебют в качестве режиссера?

— Не совсем. Например, я поставил спектакль «Опасные связи» по роману Шодерло де Лакло в Архангельском театре (Архангельский театр драмы имени М.В. Ломоносова. — Прим. mos . ru ). Это крупный театр, на полторы тысячи мест. Зрители приняли постановку, были аншлаги. Еще я 12 лет руководил факультетом театрального искусства Института гуманитарного образования и информационных технологий, каждый год ставил несколько спектаклей с дипломниками. А уж сколько отрывков я ставил — просто не счесть. Так что это не совсем дебют. Просто я занимаюсь тем, что мне нравится, и у меня есть такая возможность.

— По какую сторону вам комфортнее — быть режиссером или актером?

— А это почти нельзя разделить. Чем занимаются актеры и режиссеры? Психологическим анализом. В чем радость актера? В том, что он имеет возможность плавать в океане предлагаемых обстоятельств, которые создает автор. Каждый день они разные. Это же и у режиссера. Как правило, чаще всего режиссер выходит из актера. Может быть, и мне захотелось попробовать что-то новое. Когда ставишь спектакль, все равно внутренне проигрываешь за всех актеров, проверяешь собой эту историю. В искусстве все зависит от твоей индивидуальности. Чем более не похоже на остальных, тем лучше. Чем ты больше отличаешься от каких-то признанных норм, тем интереснее окружающим.

Расскажу об этом одну историю. Однажды к Константину Станиславскому пришел молодой драматург и сказал: «Дайте мне какую-нибудь интересную тему для пьесы». Тот ему отвечает: «Ну вот, пожалуйста: молодой человек уехал за границу, возвращается, а в это время его девушка влюбилась в другого». Драматург говорит: «Но это же банально». А Станиславский возражает: «Александр Грибоедов написал “Горе от ума” на эту тему». Видите, как важно умение по-разному смотреть на мир? По-моему, это замечательно. Вот и у меня получилась совсем другая история про служанок.

— Будете еще что-то ставить в ближайшее время?

— Я не знаю, как пойдет. Будет ли успешным спектакль, не знаешь никогда. Надеюсь, что он понравится. Я могу только одно сказать, что делали мы его с огромным интересом и любовью. Мы старались, чтобы он был понятен, чтобы зрителя взволновала история. Если получится, я надеюсь, Борис Юрьевич даст мне еще что-то поставить, что мне нравится. Еще я хочу сказать, что мои актеры просто фантастически здорово играют. Я горжусь тем, что они делают. Я не знаю, кто бы мог еще так легко и свободно сыграть эту сложную историю.

«Жена — актриса лучше меня»

— Одну из ролей играет ваша дочь Ирина, а в спектакле «Синяя птица» вы выходите на сцену вместе со своей супругой Алефтиной Константиновой. Правду говорят, что с родными людьми работать сложнее?

— Когда как. У дочки очень тяжелый характер. Когда мы с ней ругаемся — искры летят во все стороны! Она очень самостоятельный человек. А жена просто выдающаяся артистка. Так получилось, что мы с ней вместе очень редко играли в одних спектаклях, как-то не получалось. Но она просто замечательная актриса, куда лучше меня.

— Спектакль «Синяя птица» — хит «Электротеатра Станиславский». Когда Борис Юхананов предложил вам поучаствовать, вы сразу согласились? Или проект показался вам слишком радикальным?

— Когда Борис Юрьевич (Юхананов — прим. сайт) впервые заговорил об этом, у меня был шок. Я его спрашивал: «А как в моем возрасте быть мальчиком?» Он говорит: «Когда вы приходите в детский театр, вы же знаете, что эту роль играет актриса». Она говорит детским голосочком — и через пять минут зритель привыкает. Это условия игры.

Потом еще Юхананов сказал: «Вы же с женой прошли тот же путь, который прошли эти брат и сестра, они тоже пошли искать счастье, в этом вся наша жизнь. И когда ваша история будет пересекаться с историей этих мальчика и девочки, то зритель будет думать и размышлять над тем, что же ожидает этих героев дальше».

— Для вас это не только роль семилетнего мальчика, но еще и ваши воспоминания, ваши личные истории.

— Да, тем более у нас с моей супругой жизнь была не очень простая. На глазах Алефтины убили ее мать — в военные годы. И я видел столько в своей жизни и грустного, и трагического. Но и счастье, конечно же, тоже было. Борис Юрьевич совершенно прав: «Синяя птица» — совершенно недетское произведение. Есть старый голливудский фильм по этому произведению, там снималась Элизабет Тейлор. Я считаю, картина провальная, потому что непонятно, на какой возраст она рассчитана. А наш спектакль — для взрослых зрителей. И Морис Метерлинк действительно серьезный философ. Он написал эту пьесу для размышлений. А Борис Юрьевич придумал абсолютно новаторский ход: я не изображаю что-то на сцене, я обычный человек, который беседует со зрителем.