Из того ли то из города из Муромля,
Из того села да с Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец;
Он стоял заутреню во Муромли,
А и к обеденке поспеть хотел он в стольный
Киев– град,
Да и подъехал он ко славному ко городу
к Чернигову.
У того ли города Чернигова
Нагнано то силушки черным черно,
А и черным черно, как черна ворона;
Так пехотою никто тут не похаживат,
На добром кони никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролетыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть,
А и побил он эту силу всю великую.
Он подъехал то под славный под Чернигов град.
Выходили мужички да тут черниговски
И отворяли то ворота во Чернигов град,
А и зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит то им Илья да таковы слова:
«Ай же мужички да вы черниговски!
Я нейду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев град».
Говорили мужички ему черниговски:
«Ты удаленький дородный добрый молодец,
А и ты славныя богатырь святорусскии!
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела;
А и по той ли по дорожке прямоезжею
Да и пехотою никто да не прохаживал,
На добром кони никто да не проезживал:
Как у той ли то у грязи то у черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сиди Соловей разбойник во сыром дубу,
Сиди Соловей разбойник Одихмантьев сын;
А то свищет Соловей да по соловьему
Он кричит, злодей разбойник, по звериному,
И от его ли то, от посвисту соловьего,
И от его ли то, от покрику звериного,
Все лазуревы цветочки отсыпаются,
А что есть людей, то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой пятьсот есть верст,
А и окольноей дорожкой цела тысяща».
Он пустил добра коня да и богатырского.
Он поехал то дорожкой прямоезжею.
Его добрый конь да богатырскии
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холму стал перемахивать,
Мелки реченьки, озерка промеж ног спущал.
Подъезжает он ко речке ко Смородинке,
Да ко тоей он ко грязи он ко черноей,
Да ко тое ко березе ко покляпые,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал то Соловей да и по соловьему,
Закричал злодей разбойник по звериному,
Так все травушки муравы уплеталися,
Да и лазуревы цветочки отсыпалися,
Темны лесушки к земле вси приклонилися.
Его добрый конь да богатырскии,
А он на корзни да потыкается.
А и как старый от казак да Илья Муромец
Берет плеточку шелковую в белу руку,
А он бил коня а по крутым ребрам;
Говорил то он, Илья, да таковы слова:
«Ах ты, волчья сыть да и травяной мешок!
Али ты идти не хошь, али нести не мошь?
Что ты на корзни, собака, потыкаешься?
Не слыхал ли посвисту соловьего,
Не слыхал ли покрику звериного,
Не видал ли ты ударов богатырскиих?»
Да берет то он свои тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки,
Он тетивочку шелковеньку натягивал,
А он стрелочку каленую накладывал,
То он стрелил в того Соловья разбойника,
Ему выбил право око со косицею.
Он спустил то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
Он повез его по славну по чисту полю,
Мимо гнездышко повез да соловьиное.
В том гнездышке да соловьиноем
А случилось быть да и три дочери,
А и три дочери его любимыих;
Больша дочка эта смотрит во окошечко косящато,
Говорит она да таковы слова.
«Едет то наш батюшка чистым полем,
А сидит то на добром кони,
Да везет он мужичища деревенщину,
Да у правого стремени прикована».
Поглядела его друга дочь любимая,
«Едет батюшко раздольицем чистым полем,
Да и везет он мужичища деревенщину,
Да и ко правому ко стремени прикована».
Поглядела его меньша дочь любимая,
Говорила то она да таковы слова:
«Едет мужичищо деревенщина,
Да и сидит, мужик, он на добром кони,
Да и везет то наша батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована.
Ему выбито то право око со косицею».
Говорила то и она да таковы слова.
«Ай же мужевья наши любимые!
Вы берите тко рогатины звериные,
Да бегите тко в раздольице чисто поле,
Да вы бейте мужичища деревенщину!»
Эти мужевья да их любимые,
Зятевья то есть да соловьиные,
Похватали как рогатины звериные
Да и бежали то они да и во чисто поле
К тому ли мужичищу деревенщине,
Да хотят убить то мужичища деревенщину.
Говорит им Соловей разбойник Одихмантьев сын:
«Ай же зятевья мои любимые!
Побросайте тко рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушкой сахарною,
Да вы пойте его питьицем медвяныим,
Да и дарите ему дары драгоценные».
Эти зятевья да соловьиные
Побросали то рогатины звериные
А и зовут то мужика да и деревенщину
Во то гнездышко во соловьиное;
Да и мужик от деревенщина не слушатся,
А он едет то по славному чисту полю,
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев град.
Он приехал то во славный стольный Киев град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А и Владимир князь он вышел со Божьей церкви,
Он пришел в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку.
Они сели есть да пить да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.
А и тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посередь двора,
Сам идет он во палаты белокаменны,
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь ту поразмахивал,
Крест от клал он по писаному,
Вел поклоны по ученому,
На всё на три, на четыре на сторонки
низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.
Тут Владимир князь стал молодца выспрашивать:
«Ты скажи тко, ты откулешный, дородный
добрый молодец,
Тобе как то молодца да именем зовут,
Величают удалого по отечеству?»
Говорил то старыя казак да Илья Муромец:
«Есть я с славного из города из Муромля,
Из того села да с Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!»
Говорит ему Владимир таковы слова:
«Ай же ты, старыя казак да Илья Муромец!
Да и давно ли ты повыехал из Муромля,
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев град?»
Говорил Илья он таковы слова:
«Ай ты, славныя Владимир стольнокиевский!
Я стоял заутреню христовскую во Муромле,
А и к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев град,
То моя дорожка призамешкалась;
А я ехал то дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо то Чернигов град.
Ехал мимо эту грязь да мимо черную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную березу ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест».
Говорил ему Владимир таковы слова:
«Ай же мужичищо деревенщина!
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано тут силы много множество,
То пехотою никто да не прохаживал,
И на добром коне никто да не проезживал,
Туды серый зверь да не прорыскивал,
Птица черный ворон не пролетывал;
А у той ли то у грязи то у черноей
Да у славноей у речки у Смородины,
А и у той ли у березы у покляпые,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник Одихмантьев сын;
То как свищет Соловей да по соловьему,
Как кричит злодей разбойник по звериному,
То все травушки муравы уплетаются,
А лазуревы цветки прочь отсыпаются,
Темны лесушки к земли вси приклоняются,
А что есть людей, то вси мертво лежат».
Говорил ему Илья да таковы слова:
Соловей разбойник на твоем дворе,
Ему выбито ведь право око со косицею,
И он к стремени булатному прикованный».
То Владимир князь от стольнокиевский,
Он скорешенько ставал да на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
То он шапочку соболью на одно ушко,
Он выходит то на свой то на широкий двор
Посмотреть на Соловья разбойника.
Говорил то ведь Владимир князь да таковы слова:
«Засвищи тко, Соловей, ты по соловьему,
Закричи тко, собака, по звериному».
Говорил то Соловей ему разбойник
Одихмантьев сын: «Не у вас то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас то я хочу да и послушати,
Я обедал то у старого казака Ильи Муромца,
Да его хочу то я послушати».
Говорил то как Владимир князь
да стольнокиевский: «Ай же старыя казак ты, Илья Муромец!
Прикажи тко засвистать ты Соловью да и по соловьему,
Прикажи тко закричать да по звериному».
Говорил Илья да таковы слова:
«Ай же Соловей разбойник Одихмантьев сын!
Засвищи тко ты в пол свисту соловьего,
Закричи тко ты во пол крику звериного».
Говорил то ему Соловей разбойник Одихмантьев сын:
«Ай же старыя казак ты, Илья Муромец,
Мои раночки кровавы запечатались,
Да не ходят то мои уста сахарные:
Не могу засвистать да и по соловьему,
Закричать то не могу я по звериному,
А и вели тко князю ты Владимиру
Налить чару мни да зелена вина,
Я повыпью то как чару зелена вина,
Мои раночки кровавы поразойдутся,
Да уста мои сахарни порасходятся,
Да тогда я засвищу да по соловьему,
Да тогда я закричу да по звериному».
Говорил Илья тот князю он Владимиру:
«Ты, Владимир князь да стольнокиевский!
Ты поди в свою столовую во горенку,
Наливай ко чару зелена вина,
Ты не малую стопу да полтора ведра,
Подноси ко к Соловью к разбойнику».
То Владимир князь да стольнокиевский,
Он скоренько шел в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Приносил то он ко Соловью разбойнику.
Соловей разбойник Одихмантьев сын,
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку то Соловей одным духом.
Засвистал как Соловей тут по соловьему,
Закричал разбойник по звериному,
Маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались
От его от посвисту соловьего,
А что есть то лкэдюшек, так все мертвы лежат;
А Владимир князь от стольнокиевский,
Куньей шубонькой он укрывается.
А и тут старый от казак да Илья Муромец,
Он скорешенько садился на добра коня,
А и он вез то Соловья да во чисто поле,
И он срубил ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:
«Тебе полно тко свистать да по соловьему,
Тебе полно тко кричать да по звериному,
Тебе полно тко слезить да отцей матерей,
Тебе полно тко вдовить да жен молодыих,
Тебе полно тко спущать то сиротать да малых детушек»,
А тут, Соловью, ему и славу поют,
А и славу поют ему век по веку.
Наверное, нет человека в России, которому было бы незнакомо имя Ильи Муромца. Он одна из главных фигур русского былинного эпоса и олицетворяет собой русскую силу, удаль и, вместе с тем, справедливость и честность.
Но вот откуда он появился, был ли настоящим, реальным богатырем или просто собирательным образом и был ли у него прототип - об этом известно мало. Автор данного материала и пытается раскрыть этот вопрос.
Что есть былины
Начнем с выяснения того, что представляют собой былины. Классическая точка зрения такова:
«Былины - устные эпические песни русского народа о своем прошлом, отразившие в художественных образах историческую действительность /…/, взгляд народа на историю в целом. Термин «былины» введен в 30—40-х гг. XIX века И.П. Сахаровым на основании упоминаемых в «Слове о полку Игореве» «былин сего времени»*.
…Былины возникали постепенно и впитывали в себя отголоски разных исторических событий и фактов. Поэтому при анализе былин как исторического источника необходимо отделять более поздние напластования от первоначально возникшего текста. Отнесение былинных сюжетов к тому или иному историческому периоду, как источников не датированных, всегда условно».
(Советская Историческая Энциклопедия, том 2. М., 1962, ст. 884.)
/* Кстати говоря, текст «Слова о полку Игореве», в котором впервые упомянут термин «былины», был введен в обиход только в 1800 году, когда его опубликовал граф А.В. Мусин-Пушкин. Сейчас уже никто, кроме наиболее упорных русских шовинистов, не сомневается в том, что «Слово» написано в конце XVIII века (а не в XII) и представляет собой талантливую имитацию произведения «древнерусской литературы». Высказывается также мысль, что анонимный автор «Слова» использовал в качестве основы для своего сочинения поэму «Задонщина», известную в шести списках (вариантах)./
Итак, былины - это смутные народные воспоминания о событиях и персонажах далекого прошлого. Ученые доказали, что язык былин условен и символичен, это своего рода код (шифр), скрывающий их подлинный смысл. Поэтому воспринимать былины в качестве исторических рассказов о конкретных фактах - неверно в принципе.
Все былинные сюжеты известны во многих вариантах, существенно различающихся между собой интригой, именами персонажей, названиями местностей. Такой серьезный исследователь былин как академик Всеволод Миллер (1848—1913) использовал для анализа 20 текстов об Илье Муромце*. А современный автор Сергей Горюнков рассматривает уже 58 аналогичных текстов. Единый свод былин об Илье Муромце («канон») не существует.
Первый сборник былин был издан в 1804 году (Кирша Данилов. «Древние российские стихотворения»). Он переиздавался в 1901, 1938 и 1958 гг. Известны сборники былин, собранных П.Н. Рыбниковым (в 3-х томах), П.В. Киреевским (в 10 выпусках), А.Ф. Гильфердингом (в 3-х томах), А.Д. Григорьевым (в 3-х томах), А.М. Астаховой (в 2-х томах). Кроме того, существует более дюжины однотомных сборников былин./
/* См. труд В.Ф. Миллера «Очерки русской народной словесности» в трех томах (1910—1924 гг.)/
Смысл сюжета об Илье Муромце и Соловье Разбойнике
Сюжет этой былины можно свести к двум основным версиям.
Согласно более поздней из них, Илья - крестьянин села Карачарова под Муромом, сидевший сиднем 31 год (в некоторых вариантах - 33 года) и получивший исцеление, а также богатырскую силу от «калик перехожих». По выезде из дома он побеждает разбойников, затем освобождает от басурманской рати то ли Себеж (в одних вариантах этой версии), то ли Чернигов (в других вариантах). Соловей Разбойник - сказочное чудовище с чертами птицы, коварный злодей, как и его дочь, пытающаяся убить Илью чугунной подворотней. В Киеве Илье выказывают недоверие, доходящее до конфликта с князем Владимиром. В конце былины Соловья Разбойника убивают.
В вариантах былины, относящихся к древнейшей версии, указаний на крестьянское происхождение Ильи нет. Наоборот, князь Владимир обращается к нему с титулом «осударь»; прозвище Ильи не «Муромец», а «Муравленин», «Муровец» или «Мурович». Богатырскую силу Илья получает от некоего Святогора, образ которого имеет кавказские черты; столкновение с разбойниками отсутствует. Илья спасает от вражеской осады город Чернигов. Соловей-Разбойник - не чудовище, а богатырь, имеющий иногда отчество «Будимирович»; покушение его дочери на Илью отсутствует. Князь Владимир принимает Илью с полным доверием; Соловья Разбойника в конце сюжета отпускают на волю.
Современные ученые полагают, что символические образы и метафоры этой былины скрывает в себе конкретную историческую реальность Киевской Руси. Во-первых, соперничество между киевскими князьями (пришельцами-варягами) и князьями древлян (исконных местных жителей) в Х веке. Во-вторых, противостояние христианства и язычества (варяги - христиане, местные жители - язычники), кульминация которого пришлась на XI—XII века.
Например, все характерные места в данном сюжете, относящиеся к «языческой стороне» (свойства и качества главного отрицательного персонажа Соловья Разбойника, приметы быта и прочее), воспроизводят устойчивый комплекс представлений, связанный с темой языческих жрецов.
Таких мест в сюжете немного, зато они весьма специфичны. В первую очередь это дуб, на котором сидит Соловей Разбойник. Как известно, во времена язычества славяне (а также пруссы, ятвяги и жамойты) повсеместно почитали дубы. Дубы считались местом обитания мифологических персонажей. Например, на больших дубах якобы жили гигантские змеи. Знаменитый собиратель фольклора А.Н. Афанасьев еще в середине XIX века указал на типологическое сходство образов змея и Соловья Разбойника:
«Соловей-разбойник гнездится на двенадцати дубах; народная сказка то же самое говорит о змее, и подробность эта объясняется мифическим значением дуба - дерева, посвященного Перуну: загремел Зилант (змей), выходящий из железного гнезда, а висело оно на двенадцати дубах, на двенадцати цепях»*.
/* Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Том 1. М., 1994, с. 307./
Первоначальный (наиболее древний) смысл боя Ильи с Соловьем ученые объясняют в рамках мифа о поединке Бога-громовержца со Змеем. Правда, в былинных текстах нет прямого отождествления Соловья Разбойника с мифологическим Змеем. Но в них содержится указание на то, что природа этого чудища по-прежнему мыслится змеиной: «свистит по-змеиному», а не шипит. Афанасьев отмечал, что в рукописной повести XVII века можно прочесть: «начаша змий великий свистати; от змиева свистания падоша под ними кони»*.
/* Афанасьев, с. 307./
Кто такой Змей? В энциклопедии мифов сказано (с. 468—470), что змей (или дракон) - символ, представленный почти во всех мифологиях мира. Он воплощает своей персоной водный, подземный или потусторонний мир. В мифах змей всегда находится возле водоема, чаще всего - на священном дереве, а ему в жертву приносят девушек. Соответственно, Бог-громовержец (у славян - Перун) побеждает Змея, благодаря чему начинают идти дожди, питающие землю.
Время
Современные исследователи, в отличие от ученых XIX и первой половины ХХ века, используют весьма изощренные методы лингвистического анализа. Это позволило им различать в текстах былин три смысловых слоя («пласта»).
Первый относится к периоду складывания тех племен, которые получили названия восточнославянских (время с IV по VIII век). Тогда у них еще не было государственных форм организации общественной жизни (княжеств). А в религиозном плане они оставались язычниками. Как у всех язычников, среди этих племен были распространены так называемые хтонические мифы (от греческого «хтониос» - подземный). Например, о борьбе Перуна (Бога-громовержца) со Змеем, о путешествии героя в царство мертвых и т.п. Именно с такими мифами связаны упоминания в былинах о мировом дереве, о камне Алатырь - центре мира, о Соколе и Вороне, о кузнеце Свароге и т.п.
Из языческих времен проистекают сюжеты хронологически наиболее старых трех былин так называемого Киевского цикла: «Илья Муромец и Соловей-разбойник»», «Илья Муромец и Идолище Поганое»», «Бой Ильи Муромца с Жидовином».
Следующий по хронологии смысловой слой восходит к периоду борьбы варягов-христиан, утвердившихся в Киеве, с язычниками-древлянами, чьим центром был Искоростень. Это Х век, время князей Игоря (погиб в 945 г.), Святослава Игоревича (погиб в 972 г.) и княгини Ольги (умерла в 969 г.).
Еще в XIX веке было высказано предположение, что реальный исторический прототип Ильи Муромца данного смыслового слоя - древлянский князь Малфред Сильный, он же Мал.
Летописи ничего не говорят об Илье Муромце. Былины не упоминают Мала Древлянского. Видимо потому, что во времена летописцев Никона и Нестора (XI - начало XII века) все знали, кто скрывается под именем Ильи. Народ слушал былины об Илье, зная, что это Мал. Нестор не упоминал имени Ильи в «Повести временных лет», зная, что о нём и так всем всё известно.
Справка: Древляне - племенное объединение, занимавшее территорию Полесья и Правобережной Украины по течениям рек Роставица, Словечна, Ствига, Тетерев, Уборть, Уж. На западе земли древлян доходили до реки Случь (где начиналась территория волынян), на севере - до земель дреговичей. Наиболее известные грады - Вручий (ныне Овруч), Городск (возле Коростышева) и Малин (возле Малина). Центром княжества был Искоростень (Коростень) на реке Уж. В этих местах люди оседло жили уже в III веке до нашей эры.
Древляне долго сопротивлялись христианизации и попыткам включить их земли в состав Киевского княжества. В последний раз название «древляне» встречается в летописи под 1136 годом. На сами они не исчезли. Прямыми потомками древлян являются жители Коростеньского, Овручского, Олевского районов Житомирской области Украины.
Кроме того, официальные киевские летописцы XI—XIII веков (Никон, Нестор, Сильвестр, Кирик, Воята и прочие) еще и сознательно молчали об этом в угоду варяжской династии, правившей в Киеве. Народ пусть говорит о Мале (Илье) сколько хочет! Пусть хоть обожествляет его! Пусть придаёт ему сказочные черты, пусть совмещает со старыми мифологическими образами и сюжетами. Чем больше мифологии, тем дальше от реальности.
Некоторые же относят героическую деятельность Ильи ко времени правления киевского князя Владимира Святославовича «Красное солнышко» (с 980 по 1015 год), якобы создавшего (по былинам) «заставы богатырские».
Третий слой сюжетных линий, персонажей и географических названий в былинах об Илье Муромце связан с эпохой после XIII века, когда христианство окончательно победило язычество. Вот что пишет об этом С.В. Горюнков:
«Лишь к концу XIII столетия прекращается влияние на русскую культуру ее языческой составляющей, причиной чего считается обычно татаро-монгольское нашествие. /…/ Начало XIV века и нужно, видимо, считать нижней границей того временного «окна» (зазора), когда подразумевавшееся содержание былины о Соловье Будимировиче становилось уже несовместимым с общим умонастроением ее исполнителей и слушателей»*.
/* Горюнков С.В. Незнакомая древняя Русь, или как изучать язык былин. СПб., 2010, с. 88./
Именно в этот позднейший период народные сказители переосмыслили исходное (языческое и мифологическое) содержание былин в христианском духе, серьезно изменив их первоначальный смысл. В частности, Илья из аристократа превратился в крестьянского сына либо в казака, а местом его «рождения» была названа деревня Карачарово под Муромом.
Была переосмыслена и былина о бое Ильи с жидовином, отражавшая мотив борьбы язычников-славян с иудеями-хазарами. Набеги хазар на земли древлян и полян прекратились после того как князь Святослав Игоревич в 965 году разгромил Хазарию. А от 965 года до начала правления Владимира «Красное солнышко» было еще 15 лет. Но в новых версиях былины на первый план вместо борьбы оседлых жителей Киевщины с кочевниками-степняками вышло противостояние богатыря-христианина с богатырем-иудеем. Дескать, не землю Киевскую он защищал, а веру православную!
Такое переосмысление повлекло за собой соответствующее практическое действие. Образ Ильи Муромца сказители в XVI или XVII веке «привязали» к монаху Федосьевского монастыря (Киево-Печерской лавры) по прозвищу Чоботок (Сапожок), умершему в декабре 1188 года в возрасте примерно 55 лет. Якобы это некий Илья Гущин из села Карачарово возле Мурома. По одной версии, он был профессиональным воином (княжеским дружинником), а в монахи пошел после тяжелого ранения, но прожил недолго, год или два.
По другой версии, он погиб при взятии Киева князем Рюриком Ростиславичем в 1204 году, сопровождавшемся разгромом Печерской лавры союзными Рюрику половцами. В таком случае, Илья «Чоботок» (Гущин) должен был родиться между 1155 и 1165 гг.
Еще отметим, что вскоре после смерти в 1132 году киевского князя Мстислава, сына Владимира Мономаха, Киевская Русь распалась. Соответственно, времена «богатырских застав» навсегда ушли в прошлое.
Место
Чернигов впервые упоминается в киевских летописях под 907 годом, как центр племени север (северян). Что касается Искоростеня, то постоянное укрепленное селение древлян на этом месте существовало уже в VI веке.
Кроме того, во многих поздних вариантах былин Илья Муромец приходит на помощь не Чернигову, а Себежу. Сейчас этот город находится в Псковской области. Он до сих пор окружен со всех сторон густыми лесами, здесь даже существует Себежский национальный парк. Но до 1919 года Себеж входил в состав Витебской губернии.
В некоторых вариантах былины сказано, что «застава» Соловья-разбойника находилась у речки Смородинной, а сам Соловей сидел на девяти дубах. В этой связи академик Всеволод Миллер писал:
«К окрестностям города /Карачева/ приурочивается местопребывание былинного Соловья Разбойника: в 25 верстах от Карачева протекает река Смородинная, и на берегу ее находится древнее село Девятидубье. Местные старожилы указывают то место, где будто бы было расположено гнездо Соловья Разбойника. И теперь на берегу Смородинной находится огромный пень, который, по преданию, сохранился от девяти дубов»*. (Миллер В.Ф. Очерки русской народной словесности. Том 3, с. 89.)
С.В. Горюнков обратил внимание на следующие обстоятельства:
«Во-первых, практически нет ни одного более или менее сохранившегося текста былины «Илья Муромец и Соловей Разбойник», где местонахождение «заставы» Соловья не связывалось бы с «брынскими», то есть с брянскими лесами (про «брынские» леса говорят Илье даже черниговцы, показывая «прямоезжую дорожку» на Киев).
А во-вторых, указание на Карачев способно раскрыть нам тот смысл, который отражен мотивом залегания пути. Если взглянуть на географическую карту этого региона, то легко убедиться, что урочище под Карачевом находится в центре той части Волго-Днепровского бассейна, где верховья Дона вплотную приближены к верховьям Оки. В этом смысле урочище под Карачевом должно было полностью контролировать самый доступ киевских князей к Волго-Окскому междуречью, экономически очень важному для Киева (именно здесь обитала третья часть перечисленных Нестором «иных языков», плативших дань Руси).
В-третьих, нужно понимать, что под Карачевом располагалось «идеологическое руководство» антикиевского языческого движения, выполнявшее функцию «рупора» протестных настроений целого региона - того самого, чье лесное население традиционно противостояло полянской власти Киева» (с. 144—145).
А.М. Астахова отметила (в 1958 г.), что в былинных текстах название Чернигов (Чернигород, Чернягин) встречается значительно чаще, чем Себеж. Опять-таки, эта топонимическая привязка к конкретной местности утвердилась далеко не сразу.
В этой связи надо вспомнить до сих пор не локализованный «Чернигород на Днепре» из перечня «городов русских» в Воскресенской летописи (первая половина XVI века); «Чернятин», «Чернятичи», «Чернево» и «Черневку» под Брянском, а также «Черное» и «Чернь» под Смоленском (они расположены как раз там, где начинались «черные грязи смоленские» (даже на современных картах этот район изображается сплошь покрытый болотами).
Астахова указала на разнообразие названий других населенных пунктов: Бежегов (Бенежов-град), Бекетовец (Быкетовец-град), Бекешовец (Бекешев-град, град Бекешовский), Кидош (Кидаш, Кидиш), Кинешма, Кряков (Караков, Коряков), Обалковщина, Себеж, Смолянец (Смолягин, Смоленский), Тиговский, Тургов, Чиженец (Малой Чиженец, Чижен) и т.д.
Рассмотрим несколько из них. Так, название Бежегов (он же Бекешев, Бекешевец, Бекетовец) соотносится с северными пригородами современного Брянска - Бежичи и Бежица. Здесь же вдоль Десны проходит длинная улица Бежицкая.
Название Смолягин (Смолянец) связано не со Смоленском, а со Смолигово и Смольянью опять-таки под Брянском.
Название Чиженец с его корневым «чиж» явно указывает на древний город Вщиж и одноименное княжество (по В.Н. Татищеву это «Счижское княжество, которому некогда принадлежали Брянск и Стародуб»). Известный географ П.П. Семенов указал в «Географическо-статистическом словаре Российской империи», что Вщиж - село в 40 верстах на северо-запад от Брянска; в древности оно называлось Вщиже или Щиж и было местом пребывания удельных князей Вщижских.
Город Себеж попал в былину после успешной войны Московии с Великим Княжеством Литовским в 1534—1537 гг. Он заменил собой забытый к тому времени и поэтому ставший непонятным для сказителей город Севск на юге Брянщины (в XII веке Севск упоминался в Ипатьевской летописи наравне с Путивлем и Карачевом). И даже «сёла Кутузовские», о которых идет речь в нескольких вариантах «себежской» группы былин как о месте хранения «золотой казны» Соловья Разбойника, имеют реальный аналог. В.Ф. Миллер отмечал, что в 31 версте от Севска в старину находился хутор Кутузовский.
Центральный персонаж
Ученые давно пришли к мнению, что образ Ильи Муромца так же многослоен, как и тексты былин в целом. Хорошо изучены лишь самые поздние слои: «крестьянский слой» (появившийся в былинах в период XVII—XIX вв.) и «казацкий слой» (восходящий к временам Смуты начала XVII века). Именно с ними связаны представления об Илье - «крестьянском сыне из города Мурома села Карачарова» и «старом казаке».
Но оставался невыясненным вопрос, какие исторические реалии скрываются за киевско-брянско-черниговской локализацией этого образа и за письменными сведениями об Илье Муравленине (Моровлине, Муровце).
Сопоставление текстов былин и летописей позволило соотнести образ Ильи Муромца с реалиями Х века. С одной стороны, в былинах существует мотив запрета на имя Ильи:
«А кто помянет у нас да Илью Муромца,
А да такового у нас да нонь судом судить,
А судом-де судить да живому не быть;
Очи ясные вымать его косицами,
Да язык бы тянуть да его теменем»…
С другой стороны, в летописях мотив «запрещенного имени» связан с фигурой Малка Любечанина - отца Добрыни и Малуши, деда князя Владимира I Святославича - «крестителя Руси».
Посредством такого рода сопоставлений Д. Прозоровский еще в 1864 году отождествил Малко Любечанина с древлянским князем Малом (Малфредом «Сильным»). Это тот самый летописный Мал, который в 945 году убил князя Игоря «Старого» под стенами города Искоростеня, а затем был побежден княгиней Ольгой, после чего в «Повести временных лет» более не упоминался.
У Прозоровского получилась следующая картина. Мал (сокращение родового имени Малфред, тогда как личное имя князя - Нискиня) после разгрома древлян попал в плен и был сослан в Любеч вместе со своей женой Амельфой (чешской принцессой!), детьми Добрыней и Малушей. Заточенного в Любече Мала народная молва превратила в Малко Любечанина*.
/* См. Записки Императорской Академии наук. Том V. СПб., 1864, с. 18—26./
Но у детей древлянского князя Мала-Нискини, потомков древнейшего знатного рода (по линии отца от готской династии Амалафридов, по линии матери от чешских королей Пржемысловичей) оставалась возможность для «социальной реабилитации». Это и произошло в действительности. Малуша стала женой князя Святослава Игоревича (сына Ольги), а Добрыня Нискинич (Никитич) - посадником в Новгороде. От него и его жены Настасьи Микуличны пошла целая династия Добрыничей*.
/* У Малуши и Святослава было трое сыновей: старший - Ярополк (ок. 959—980), средний - Олег (ок. 961—977), младший - Владимир (ок. 964—1015)./
А былины запечатлели образ Мала - Малфреда под именем Ильи Муравленина (Муровца, Муровича). И только значительно позже сказители трансформировали прозвище Муровец в Муромец, «привязав» Илью к городу Мурому («города Мурома село Карачарово»).
В наше время концепцию Прозоровского развил и детализировал С.В. Горюнков. Совершенно справедливо М. Устинов заявляет в предисловии к книге Горюнкова, что в ней рассматривается «замалчиваемая летописями ключевая фигура древнерусской истории Х века, послужившая историческим прототипом эпических образов Ильи Муромца русских былин».
Далеко не случайно то, что некий Илья Муравленин, по сообщениям документов XVI века, был захоронен в родовой усыпальнице киевских князей в приделе Софийского собора, там же, где находились гробницы княгини Ольги и князя Ярослава. А в скандинавской «Саге о Тидреке Бернском» богатырь Илья Русский (т.е. Муромец) прямо назван родственником «конунга Вальдемара» (Владимира Святославича).
Скажем в заключение еще несколько слов о прозвище «Муравленин». Надо вспомнить, что в былинах постоянно упоминается «богатырская застава», возглавляемая Ильей Муромцем. Между тем известно, что в историческом противостоянии между Киевом и Черниговым роль естественного пограничного рубежа играл город Моровск, расположенный по левую сторону Днепра, на полпути между Киевом и Черниговым. Вот почему древнейшие формы прозвища Ильи звучат как «Муравленин», «Моровлин», «Муровец», «Мурович».
Кстати, поселок Любечанинов (бывший Любеч, куда был сослан князь Мал) находится совсем недалеко от современного Моровска.
Взято с сайта http://inbelhist.org
Былина «Илья Муромец и Соловей Разбойник», анализ которой является предметом настоящего обзора, повествует о временах Киевской Руси. Цикл произведений про этого богатыря пользовался большой популярностью среди русского народа, а в настоящее время входит в школьную программу по литературе. Данные произведения устного народного творчества отражают исторические реалии Древней Руси, поэтому интересны не только с художественной, но и с литературной точки зрения.
Вступление
Одной из самых известных песен про богатырей является былина «Илья Муромец и Соловей Разбойник». Анализ этого народного сочинения должен включать как разбор литературных приемов, так и характеристику исторического контекста повествования. Сказание начинается с описания путешествия, которое предпринял герой в стольный город Киев. Отстояв утреннюю церковную службу в Муроме, он решил поспеть к обедне в столицу. Его описание полностью соответствует языку фольклорных песен. Богатырь назван удалым, могучим, славным воином. Следующие несколько строчек посвящены местам, в которых он действует. Учащиеся должны сконцентрировать внимание на описании окрестностей города Чернигова, где, по словам неизвестного автора, находится черная сила.
Описание леса
Сжатой, но детальной характеристикой событий отличается былина «Илья Муромец и Соловей Разбойник». Анализ старинной песни должен включать подробный разбор природы, что позволит школьникам лучше понять обстановку, в которой произошло главное событие произведения. Неизвестный автор использует красочные присказки, повествуя о том, что по дорожке возле города никто пешком не ходит и на коне не ездит, и даже звери и птицы здесь не обитают. Эти эпитеты, перечисленные в песенной форме, прекрасно передают мрачную атмосферу который проезжает герой. Далее следует один из важных моментов в произведении: это описание боя героя с врагом.
Образ героя в сражении
Былина «Илья Муромец и Соловей Разбойник», анализ которой, следуя композиции песни, нужно разделить на несколько смысловых частей, акцентирует внимание на ратных подвигах богатыря. В строчках, посвященных бою, автор несколько раз повторяет слово «сила», используя его на разные лады, желая в максимально выразительной форме передать мощь вражеской армии, которую побил герой. Стремясь подчеркнуть подвиг персонажа, он подробно говорит о том, как воин уничтожил противника, побив, потоптав его конем и поколов копьем.
Раскрытие персонажа в беседе с жителями
Анализ былины «Илья Муромец и Соловей Разбойник» необходимо продолжить тщательным разбором поведения героя во время разговора с черниговцами, которые за его ратный подвиг просили его стать своим воеводой. Здесь необходимо отметить исторические реалии, отразившиеся в песне: звание воеводы в рассматриваемое время было военным, в его функции входила обязанность обороны и защиты города от неприятельских нападений, осад, ведение войск в битву или организация народного ополчения. Поэтому такая просьба со стороны жителей означает признание его воинских заслуг и воинской доблести. Анализ былины «Илья Муромец и Соловей Разбойник» должен включать раскрытие характера богатыря через его речь, язык. Он говорит простым народным языком, в его словах звучат знакомые читателю песенные эпитеты, что сближает его с простыми мужичками из города Чернигова. Второй важный момент в данной сцене - это прямолинейность и скромность героя. Воин не говорит о своих подвигах, об опасности, которая его поджидает на пути в Киев, его интересует только сам путь в столицу, и он просит собеседников объяснить ему дорогу.
Первое упоминание отрицательного героя
Понять особенности народного русского творчества позволяет описание былины «Илья Муромец и Соловей Разбойник». В ней отразилось историческое мышление древнерусского общества, в частности, то, как люди того времени представляли себе врагов своей родной земли. Поэтому несмотря на сказочность и фантастичность внешности и поведения злодея, в нем, несомненно, угадывается собирательный образ неприятелей, с которыми древнерусские князья со своей храброй дружиной воевали за границы молодого государства. Из рассказа жителей Чернигова читатель впервые получает представление о том, как выглядит будущий главный противник богатыря. Характеристика былины «Илья Муромец и Соловей Разбойник» поможет школьникам понять особенности ви́дения русским народом врага: он свистит как птица и рычит как зверь, живет в дубу, и от его криков вся природа в буквальном смысле содрогается, а проезжий погибает.
Характеристика богатыря в бою
Центральное место в произведении занимает сцена сражения между богатырем и злодеем. В данном случае следует обратить внимание школьников на поведение двух борцов. Неизвестный автор описывает неторопливость действий героя, который медленно взял лук, вложил в него стрелу, тщательно прицелился и выбил противнику глаз. Благодаря этому спокойному размеренному повествованию очень эпически звучит былина «Илья Муромец и Соловей Разбойник». Характеристика героев в полной мере раскрывается именно в данном противостоянии. И если главный герой держится спокойно, уверенно, твердо, то его противник, напротив, действует изворотливо, как зверь. Недаром он наделен животными чертами: он свистит по-птичьи, кричит по-волчьему. Подобное противопоставление акцентирует внимание учащихся на храбрости богатыря и хищности разбойника.
Происшествие в поле
Далее былина повествует о том, как родственники злодея захотели его освободить. Оказалось, что у Соловья были дочери, которые приказали мужам, зятьям нагнать витязя в поле. Автор акцентирует внимание на огромной численности вражеского сборища. Здесь следует указать школьникам на тот факт, что они даже не сумели попытаться отобрать у богатыря его добычу. Тем самым былина как бы подчеркивает, что сражаться с ним бесполезно, и если уж он одержал победу, то никакая вражеская сила не сможет взять над ним верх.
В городе Киеве
Следующий важный момент в произведении - это описание столицы, куда приехал герой вместе со своим страшным, но поверженным пленником. В этой сцене нашли отражение исторические реалии жизни того времени. Перед читателем встают картины городского быта, княжеские палаты, хоромы, двор, свита, храбрая дружина. Одно из главных мест в этой сцене занимает князь любимый герой народных сказаний. Именно к нему во дворец и приезжает богатырь и рассказывает о своем подвиге. Слушатели дивятся сказанному, и тогда Илья Муромец ведет их во двор, где находится его связанный противник. Он приказывает ему продемонстрировать свою силу, и тогда злодей в присутствии князя и его дружины снова свистит и кричит по-звериному. Тогда главный отрубает ему голову. Сравнительный анализ былины «Илья Муромец и Соловей Разбойник» с другими произведениями про этого богатыря показывает, что этот любимый народный персонаж по-разному описывался в песнях. Он именуется то старым славным казаком, то храбрым воином или простым деревенским жителем. Однако главная черта этого героя - несокрушимая сила и готовность бескорыстно защитить Русскую землю от врагов красной нитью проходит через цикл сказаний о нем.
качет Илья Муромец во всю конскую прыть. Бурушка-Косматушка с горы на гору перескакивает, реки-озера перепрыгивает, холмы перелетает.
Доскакали они до брынских лесов, дальше Бурушке скакать нельзя: разлеглись болота зыбучие, конь по брюхо в воде тонет. Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой рукой дубы с корнем рвет, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать верст Илья гати настелил — до сих пор по ней люди добрые ездят.
Так дошел Илья до речки Смородиной.
Течет река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается.
Заржал Бурушка, взвился выше темного леса и одним скачком перепрыгнул реку.
Сидит за рекой Соловей-разбойник на трех дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни гад не проползет. Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется...
Услыхал Соловей конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом:
— Что за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не дает Соловью-разбойнику!
Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, зашипит по-змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы осыпались, трава полегла. Бурушка-Косматушка на колени упал.
А Илья в седле сидит, не шевельнется, русые кудри на голове не дрогнут.
Взял он плетку шелковую, ударил коня по крутым бокам:
— Травяной ты мешок, не богатырский конь! Не слыхал ты разве писку птичьего, шипу гадючьего?! Вставай на ноги, подвези меня ближе к Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение!
Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду.
Удивился Соловей-разбойник, из гнезда высунулся.
А Илья, минуточки не мешкая, натянул тугой лук, спустил каленую стрелу, небольшую стрелу, весом в целый пуд.
Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз, вылетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяный сноп. Подхватил его Илья на руки, связал крепко ремнями сыромятными, подвязал к левому стремени.
Глядит Соловей на Илью, слова вымолвить боится.
— Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал?
— Ох, попал я в крепкие руки, не бывать мне больше на волюшке.
Поскакал Илья дальше по прямой дороге и наскакал на подворье Соловья-разбойника. У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный тын, на каждой тычинке по маковке, на каждой маковке голова богатыря убитого. А на дворе стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золоченые.
Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор:
— Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везет у стремени мужичишку-деревенщину!
Выглянула в окно жена Соловья-разбойника, руками всплеснула:
— Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик- деревенщина и у стремени везет вашего батюшку — Соловья Рахмановича!
Выбежала старшая дочка Соловья — Пелька — во двор, ухватила доску железную весом в девяносто пудов и метнула ее в Илью Муромца. Но Илья ловок да увертлив был, отмахнул доску богатырской рукой, полетела доска обратно, попала в Пельку, убила ее до смерти. Бросилась жена Соловья Илье в ноги:
— Ты возьми у нас, богатырь, серебро, золото, бесценного жемчуга, сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку, Соловья-разбойника!
Говорит ей Илья в ответ:
— Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою! Как в руках разбойник — он всегда тебе друг, а отпустишь — снова с ним наплачешься. Я свезу Соловья в Киев-город, там на квас пропью, на калачи проем!
Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей, не шелохнется.
Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к столбику точеному, оставил на нем Соловья-разбойника, а сам пошел в светлую горницу.
Там у князя Владимира пир идет, за столами сидят богатыри русские. Вошел Илья, поклонился, стал у порога:
— Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе заезжего молодца?
Спрашивает его Владимир Красное Солнышко:
— Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого роду-племени?
— Зовут меня Ильей. Я из-под Мурома. Крестьянский сын из села Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямоезжей.
Тут как вскочит из-за стола Алешка Попович:
— Князь Владимир, ласковое наше солнышко, в глаза мужик над тобой насмехается, завирается. Нельзя ехать дорогой прямой из Чернигова. Там уж тридцать лет сидит Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего. Гони, князь, нахала-деревенщину из дворца долой!
Не взглянул Илья на Алешку Поповича, поклонился князю Владимиру:
— Я привез тебе, князь, Соловья-разбойника, он на твоем дворе, у коня моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него?
Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за Ильей на княжеский двор. Подбежали к Бурушке-Косматушке.
А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам-ногам ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира.
Говорит ему князь Владимир: .
— Ну-ка, засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному.
Не глядит на него Соловей-разбойник, не слушает:
— Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать.
Просит тогда Владимир-князь Илью Муромца:
— Прикажи ты ему, Илья Иванович.
— Хорошо, только ты нa меня, князь, не гневайся, а закрою я тебя с княгинею полами моего кафтана крестьянского, а то как бы беды не было! А ты, Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано!
— Не могу я свистать, у меня во рту запеклось.
— Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива горького, да третью меду хмельного, закусить дайте калачом крупитчатым, тогда он засвищет, потешит нас...
Напоили Соловья, накормили, приготовился Соловей свистать.
— Ты смотри, Соловей,— говорит Илья,— ты не смей свистать во весь голос, а свисти ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе.
Не послушал Соловей наказ Ильи Муромца, захотел он разорить Киев-град, захотел убить князя с княгиней, всех русских богатырей. Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип.
Что тут сделалось!
Маковки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стекла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еще живой стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется.
Рассердился Илья на разбойника:
— Я велел тебе князя с княгиней потешить, а ты сколько бед натворил! Ну, теперь я с тобой за все рассчитаюсь. Полно тебе слезить отцов-матерей, полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать!
Взял Илья саблю острую, отрубил Соловью голову. Тут и конец Соловью настал.
— Спасибо тебе, Илья Муромец,— говорит Владимир-князь.— Оставайся в моей дружине, будешь старшим богатырем, над другими богатырями начальником. И живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти.
И пошли они пир пировать.
Князь Владимир посадил Илью около себя, около себя против княгинюшки. Алеше Поповичу обидно стало; схватил Алеша со стола булатный нож и метнул его в Илью Муромца. На лету поймал Илья острый нож и воткнул его в дубовый стол. На Алешу он и глазом не взглянул.
Подошел к Илье вежливый Добрынюшка:
— Славный богатырь Илья Иванович, будешь ты у нас в дружине старшим. Ты возьми меня и Алешу Поповича в товарищи. Будешь ты у нас за старшего, а я и Алеша за младшеньких.
Тут Алеша распалился, на ноги вскочил:
— Ты в уме ли, Добрынюшка? Сам ты роду боярского, я из старого роду поповского, а его никто не знает, не ведает, принесло его нивесть откудова, а чудит у нас в Киеве, хвастает.
Был тут славный богатырь Самсон Самойлович. Подошел он к Илье и говорит ему:
— Ты, Илья Иванович, на Алешу не гневайся, роду он поповского хвастливого, лучше всех бранится, лучше хвастает.
Тут Алеша криком закричал:
— Да что же это делается? Кого русские богатыри старшим выбрали? Деревенщину лесную неумытую!
Тут Самсон Самойлович слово вымолвил:
— Много ты шумишь, Алешенька, и неумные речи говоришь,— деревенским людом Русь кормится. Да и не по роду-племени слава идет, а по богатырским делам да подвигам. За дела и слава Илюшеньке!
А Алеша как щенок на тура гавкает:
— Много ли он славы добудет, на веселых пирах меды попиваючи!
Не стерпел Илья, вскочил на ноги:
— Верное слово молвил поповский сын — не годится богатырю на пиру сидеть, живот растить. Отпусти меня, князь, в широкие степи, поглядеть, не рыщет ли враг по родной Руси, не залегли ли где разбойники.
Скачет Илья Муромец во всю конскую прыть. Бурушка Косматушка с горы на гору перескакивает, реки озёра перепрыгивает, холмы перелетает.
Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой рукой дубы с корнем рвёт, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать вёрст Илья гати настелил – до сих пор по ней люди добрые ездят.
Так дошёл Илья до речки Смородиной.
Течёт река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается.
Заржал Бурушка, взвился выше тёмного леса и одним скачком перепрыгнул реку.
Сидит за рекой Соловей разбойник на трёх дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни гад не проползёт. Все боятся Соловья разбойника, никому умирать не хочется.
Услыхал Соловей конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом:
– Что за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не даёт Соловью разбойнику!
Да как засвищет он по соловьиному, зарычит по звериному, зашипит по змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы осыпались, трава полегла. Бурушка Косматушка на колени упал.
А Илья в седле сидит, не шевельнётся, русые кудри на голове не дрогнут. Взял он плётку шёлковую, ударил коня по крутым бокам:
– Травяной ты мешок, не богатырский конь! Не слыхал ты разве писку птичьего, шипу гадючего?! Вставай на ноги, подвези меня ближе к Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение!
Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду. Удивился Соловей разбойник, из гнезда высунулся.
А Илья, минуточки не мешкая, натянул тугой лук, спустил калёную стрелу, небольшую стрелу, весом в целый пуд.
Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз, вылетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяный сноп. Подхватил его Илья на руки, связал крепко ремнями сыромятными, подвязал к левому стремени.
Глядит Соловей на Илью, слово вымолвить боится.
– Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал?
– Ох, попал я в крепкие руки, видно, не бывать мне больше на волюшке.
Поскакал Илья дальше по прямой дороге и наскакал на подворье Соловья разбойника. У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный тын, на каждой тычинке по маковке, на каждой маковке голова богатыря убитого. А на дворе стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золочёные.
Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор:
– Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везёт у стремени мужичишку деревенщину!
Выглянула в окно жена Соловья разбойника, руками всплеснула:
– Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик деревенщина и у стремени везёт вашего батюшку – Соловья Рахмановича!
Выбежала старшая дочь Соловья – Пелька – во двор, ухватила доску железную весом в девяносто пудов и метнула её в Илью Муромца. Но Илья ловок да увёртлив был, отмахнул доску богатырской рукой, полетела доска обратно, попала в Пельку, убила её до смерти.
Бросилась жена Соловья Илье в ноги:
– Ты возьми у нас, богатырь, серебра, золота, бесценного жемчуга, сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку, Соловья Рахмановича!
Говорит ей Илья в ответ:
– Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою! Как в руках разбойник – он всегда тебе друг, а отпустишь – снова с ним наплачешься. Я свезу Соловья в Киев город, там на квас пропью, на калачи проем!
Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей, не шело́хнется.
Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к столбику точёному, оставил с конём Соловья разбойника, а сам пошёл в светлую горницу.
Там у князя Владимира пир идёт, за столами сидят богатыри русские. Вошёл Илья, поклонился, стал у порога:
– Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе заезжего молодца?
Спрашивает его Владимир Красное Солнышко:
– Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого роду племени?
– Зовут меня Ильёй. Я из под Мурома. Крестьянский сын из села Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямоезжей.
Тут как вскочит из за стола Алёшка Попович:
– Князь Владимир, ласковое наше солнышко, в глаза мужик над тобой насмехается, завирается. Нельзя ехать дорогой прямой из Чернигова. Там уж тридцать лет сидит Соловей разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего. Гони, князь, нахала деревенщину из дворца долой!
Не взглянул Илья на Алёшку Поповича, поклонился князю Владимиру:
– Я привёз тебе, князь, Соловья разбойника, он на твоём дворе, у коня моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него?
Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за Ильёй на княжеский двор. Подбежали к Бурушке Косматушке.
А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам ногам ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира.
Говорит ему князь Владимир:
– Ну ка, засвищи по соловьиному, зарычи по звериному.
Не глядит на него Соловей разбойник, не слушает:
– Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать.
Просит тогда Владимир князь Илью Муромца:
– Прикажи ты ему, Илья Иванович.
– Хорошо, только ты на меня, князь, не гневайся, а закрою я тебя с княгинею полами моего кафтана крестьянского, а то как бы беды не было! А ты, Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано!
– Не могу я свистеть, у меня во рту запеклось.
– Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива горького, да третью мёду хмельного, закусить дайте калачом крупитчатым, тогда он засвищет, потешит нас…
Напоили Соловья, накормили; приготовился он свистать.
– Ты смотри, Соловей, – говорит Илья, – ты не смей свистать во весь голос, а свистни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе.
Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, захотел он разорить Киев град, захотел убить князя с княгиней, всех русских богатырей. Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь. Что тут сделалось!
Маковки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стёкла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еле живой стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется.
Рассердился Илья на разбойника:
– Я велел тебе князя с княгиней потешить, а ты сколько бед натворил! Ну, теперь я с тобой за всё рассчитаюсь! Полно тебе слезить отцов матерей, полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать!
Взял Илья саблю острую, отрубил Соловью голову.
– Спасибо тебе, Илья Муромец, – говорит Владимир князь. – Оставайся в моей дружине, будешь старшим богатырём, над другими богатырями начальником. И живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти.
И пошли они пир пировать.
Князь Владимир посадил Илью около себя, около себя против княгинюшки. Алёше Поповичу обидно стало; схватил Алёша со стола булатный нож и метнул его в Илью Муромца. На лету поймал Илья острый нож и воткнул его в дубовый стол. На Алёшу он и глазом не взглянул.
Подошёл к Илье вежливый Добрынюшка:
– Славный богатырь Илья Иванович, будешь ты у нас в дружине старшим. Ты возьми меня и Алёшу Поповича в товарищи. Будешь ты у нас за старшего, а я и Алёша за младшеньких.
Тут Алёша распалился, на ноги вскочил:
– Ты в уме ли, Добрынюшка? Сам ты роду боярского, я из старого роду поповского, а его никто не знает, не ведает, принесло его невесть откудова, а чудит у нас в Киеве, хвастает.
Был тут славный богатырь Самсон Самойлович. Подошёл он к Илье и говорит ему:
– Ты, Илья Иванович, на Алёшку не гневайся, роду он поповского хвастливого, лучше всех бранится, лучше хвастает.
Тут Алёша криком закричал:
– Да что же это делается? Кого русские богатыри старшим выбрали? Деревенщину лесную неумытую!
Тут Самсон Самойлович слово вымолвил:
– Много ты шумишь, Алёшенька, и неумные речи говоришь, – деревенским людом Русь кормится. Да и не по роду племени слава идёт, а по богатырским делам да подвигам. За дела и слава Илюшеньке!
Как хватил Илья коня плёточкой, взвился Бурушка Косматушка, проскочил полторы версты.