"Дома косые, двухэтажные И тут же рига, скотный двор, Где у корыта гуси важные Ведут немолчный разговор. В садах настурции и розаны, В прудах зацветших караси. Усадьбы старые разбросаны По всей таинственной Руси ".
Н. Гумилев
Человек - существо крайне неорганизованное и хаотичное. В себе самом он со временем, может быть, и разберется. Установит свои ценности и идеалы, да и поступки научится выстраивать в соответствии с ними. Но людей много и каждый старается свои ценности утвердить в людском сообществе, свои идеалы установить в качестве самых для всех главных. Если это допустить, начинается "общественный хаос".
Тут и вступает в свои права культура. Многие философы именно в организации социального хаоса видят ее предназначение. Для этого общество вырабатывает некие усредненные идеалы и ценности, которые и составляют его идеологию. Однако конкретная личность чаще всего не соответствует усредненным общественным идеалам. Да и человек воспринимает навязываемые ему обществом ценности, как ограничение своей свободы. Так постепенно культура, оставаясь мощным средством регуляции отношений в обществе, становится механизмом подавления индивида.
Таким образом, жизнь отдельного человека протекает в двух резко разграниченных планах. Общественная деятельность осуществляется в, так называемое, рабочее время. Ему (подчас очень остро) противостоит индивидуальное время, "свободное время". В психологическом мире индивида это отличие фиксируется в точных выражениях: "надо" и "хочу". Для человека работа, которую сделать надо, находится совсем в другом мире, чем та, которую делать хочется. И "время надо", в отличие от "времени хочу" наполнено совсем другим смыслом.
Свободное время («время хочу») нельзя проводить в том же самом месте, где обычно работаешь. Здесь все должно быть иным, желаемым, а не должным. "Иное" поведение выражается в подчеркнуто торжественных, или подчеркнуто свободных жестах, в особых шутках. "Иное" поведение выражает себя в подарках и совместных трапезах, что особенно характерно для Руси. Так всё - особое место, особо выделенное время, особые предметы и иное поведение служат созданию непохожей на повседневность идеальной реальности, той, о которой нам только мечтается. Реальности, что воплощает в себе наше представление об идеальном существовании, о давно ушедшем "золотом веке".
В мире дворянской культуры с ее жесткой иерархией это ощущалось особенно остро. Потому и говорила Екатерина II, что «жить в обществе не значит ничего не делать». Эта сценическая, крайне театрализованная жизнь была настоящим ежедневным общественным трудом. Дворяне служили «Государю и Отечеству» не только в департаментах, но и на придворных празднествах и балах. Праздничная придворная жизнь была для дворянина таким же «надо», как н служение в государевых войсках.
А «идеальную реальность» воплощали для русских дворян XVIII-XIX веков их родовые усадьбы. Потому главная задача любого, пусть и «плохенького», усадебного строительства - создать идеальный мир, со своими ритуалами, нормами поведения, типом хозяйствования и особым времяпровождением.
И создавался усадебный мир очень тщательно и подробно. В хорошей усадьбе ничего не должно быть ничего не продуманного. Все значимо, все является аллегорией, все «читается» посвященными в усадебное таинство. Желтый цвет усадебного дома являл богатство хозяина, воспринимаясь эквивалентом золотого. Кровлю поддерживали белые (символ света) колонны. Серый цвет флигнлей - это удаленность от деятельной жизни. А красный в неоштукатуренных хозяйственных постройках - наоборот, цвет жизни, деятельности. И все это тонуло в зелени садов и парков - символе надежды. Болота, кладбища, овраги, холмы - все чуть-чуть подправлялось, корректировалось и называлось Незванками, Прибежищами, Отрадами, становясь значимым в усадебной символике. Естественно, что этот идеальный мир обязательно. хотя часто чисто символически, отгораживался от окружающего мира стенами, решетками, башнями, искусственными рвами-оврагами и прудами.
Сама природа - это идеальный сад бога, наподобие райского сада. Каждое дерево, каждое растение что-нибудь значат в общей гармонии. Белые стволы березы, напоминая белые стволы колонн, служат устойчивым образом родины. Липы в подъездных аллеях во время весеннего цветения намекали своим благоуханием райский эфир. Акацию сажали как символ бессмертия души. Для дуба, воспринимавшегося как сила, вечность, добродетель, устраивали специальные поляны. Плющ, как знак бессмертия, обвивал деревья в парке. А камыши у воды символизировали уединение. Даже трава виделась смертной плотью, увядающей и воскресающей. Характерно, что осина, как «проклятое дерево» практически не встречается в дворянских усадьбах.
Так постепенно идеальный мир обретал в усадьбе реальность. Эта идеальность была сродни театру, где на сцене выстраиваются парадные.сцены, а за кулисами течет своя повседневная жизнь. Потому усадебное строительство тщательно скрывалось от посторонних глаз. Строительные площадки окружали завесой секретности. Вокруг них возводились высокие заборы, разбирались подъездные пути и мосты, уничтожались технические документы. Усадьба должна была предстать как бы созданная в одночасье, по мановению волшебства. Создавалась декорация в театре дворянской жизни. Именно так возникал Петербург - в одночасье, на безлюдном финском болоте. Вмиг явилась изумленной Европе новая каменная Россия.
Каждое архитектурное сооружение навязывает его обитателям свой ритм жизни. Городские ворота открываются и закрываются в определенное время, начиная и завершая городской день. В императорском дворце время течет не так, как в деловом офисе. Так и дворянская усадьба формировала свой ритм жизни. Около двух столетий жизнь дворянина начиналась в усадьбе, протекала в ней и часто заканчивалась здесь же. Жизненный круг дополнялся дневным. Сутки в усадьбе явно
делились не только временно, но и пространственно. "Предрассветные сумерки вестибюля" продолжали "раннее утро мужского кабинета", "полдень гостиной", "театральный вечер" и так далее, вплоть до "глубокого вечера спальни".
Как и театральное бытие жизнь в усадьба четко делилась на парадную и повседневную. Интеллектуальным и хозяйственным центром «вседневной» жизни усадьбы был мужской кабинет. Однако, обставляли его почти всегда очень скромно. "Кабинет, поставленный рядом с буфетом (буфетной комнатой), уступал ему по величине и, несмотря на свою укромность, казался еще слишком просторным для ученых занятий хозяина и хранилища его книг", - писал Ф.Ф. Вигель. На протяжении всего XVIII столетия, когда интеллектуальная и нравственная работа стали долгом всякого дворянина, кабинет хозяина принадлежал чуть ли не к самым непарадным комнатам усадьбы. Здесь все было предназначено для уединенной работы.
Соответственно кабинет и меблировался. Модным считался "голанскый" или "английскый" кабинет. Практически всю его обстановку составляла аскетичная дубовая мебель, с очень неброской обивкой, да скромные настольные часы. Письменные столы не жаловались. Предпочтение оказывалось секретерам, конторкам, бюро.
Барский кабинет, в отличие от покоев хозяйки, почти не украшался и весьма скромно декорировался. Непременными считались лишь изысканный графин и рюмка для "утрешнего употребления" вишневки или анисовки (считалось, что это способствует профилактике "^грудной жабы" и "удара" - самых модных болезней XVIII - начала XIX веков) да курительная трубка. Курение на рубеже веков стало целым символическим ритуалом. "В наше время, - вспоминает еще конец XVIII века Е.П. Янькова, - редкий не нюхал, а курить считали весьма предосудительным, а чтобы женщины курили, этого и не слыхивали; и мужчины курили у себя в кабинетах или на воздухе, и ежели при дамах, то всегда не иначе как спросят сперва: "позвольте". В гостиной и в зале никогда никто не куривал даже и без гостей в своей семье, чтобы, сохрани Бог, как-нибудь не осталось этого запаху и чтобы мебель не провоняла.
Каждое время имеет свои особые привычки и понятия.
Курение стало распространяться заметным образом после 1812 года, а в особенности в 1820-х годах: стали привозить сигарки, о которых мы не имели и понятия, и первые, которые привозили нам, показывали за диковинку".
Для курения в кабинете специально помещались несколько натюрмортов на тему Vanitas (бренности жизни). Дело в том, что на протяжении целого столетия "поедание дыма" связывалось в сознании дворянина с размышлениями на темы "суеты сует" и "жизнь есть дым". Эта, евангельская в своей основе, тема была особенно популярна в России. Дети пускали недолговечные мыльные пузыри, взрослые пускали из трубок эфимерный дым и летали на хрупких воздушных шарах - и все это воспринималось на рубеже веков как символы крайней зыбкости существования.
Именно здесь, в кабинете хозяина усадьбы, отчитывались управляющие, писались письма и распоряжения, подсчитывался оброк, принимались "попросту" соседи, обсуждались проекты усадебных архитекторов. Сегодня исследователи часто встают в тупик, обсуждая вопросы авторства тех или иных усадеб. Кто был их подлинным творцом? Архитектор, создававший первоначальный проект? Хозяин усадьбы, почти всегда переделывавший его по-своему? Подрядчик, который более считался со своим умением, чем со вкусами архитектора и хозяина?
Поскольку мужской кабинет предназначен для работы, основную роль в его интерьере играли книги. Часть книг была необходима для успешного ведения хозяйства. Помещики не гнушались тщательно штудировать архитектурные труды Виньолы или Палладио, особенно при начале нового усадебного строительства. Ведь наряду с французским языком, архитектуру полагалось знать каждому образованному дворянину. Календари, содержавшие советы на все случаи жизни -непременный атрибут таких кабинетов. Чего здесь только не было? "Список пожалованных Ея Императоским Величеством орденом...", ""верный способ разводить в нежарких краях собак аболенских", "рецепт нискорейшего гашения извести негашеной", "наипростейшее средство крашения липы в красное и эбеновое дерево", "об наизящнейшем и немногодельном способе англицкие парки разбивать", "о дешевой и верной методе лечения золотухи", "об изготовлении вишневой скороспелой наливки" и многое другое.
В тихих усадебных кабинетах формировалась мода на чтение. "По деревням кто любил чтение и кто только мог заводился небольшой, но полной библиотекой. Были некоторые книги, которые как будто почитались необходимыми для этих библиотек и находились в каждой. Они перечитывались по нескольку раз всей семьею. Выбор был недурен и довольно основателен. Например, в каждой деревенской библиотеке непременно уже находились: Телемак, Жильблаз, Дон-Кишот, Робинзон-Круз, Древняя Вифлиофика Новикова, Деяния Петра Великого с дополнениями. История о странствиях вообще Лагарпа, Всемирный Путешествователь Аббата де ла-Порта и маркиза Г., перевод Ив. Перф. Елагина, роман умный и нравственный, но ныне осмеянный. Ломоносов, Сумароков, Херасков непременно были у тех, которые любили стихотворство. После уже начали прибавляться к этим книгам сочинения г-на Вольтера; и романы и повести его же; и "Новая Элоиза". В начале нынешнего столетия вошли у нас в большую моду: романы Августа Лафонгена, г-жи Жанлис и Коцебу. Но никто не пользовался такой славою, как г-жа Радклиф. Ужасное и чувствительное - вот были, наконец, два рода чтения наиболее по вкусу публики. Чтение этого рода заменило наконец прежние книги". Так писал в середине XIX столетия М.А. Дмитриев
На такой литературе было воспитано несколько поколений молодых дворян. Отсюда, из мужского кабинета усадьбы распространялось русское просвещение. Здесь составлялись проекты первых ланкастерских школ в России, новых систем севооборота, женского образования. Здесь постепенно вызревала капиталистическая система хозяйствования. Недаром Н.В. Гоголь, описывая в "Мертвых душах" деревню "просвещенного" полковника Кошкарева, ехидно замечает:
"Вся деревня была вразброску: постройки, перестройки, кучи извести, кирпичу и бревен по всем улицам. Выстроены были какие-то домы, вроде присутственных мест. На одном было написано золотыми буквами; "Депо земледельческих орудий", на другом: "Главная счетная экспедиция"; "Комитет сельских дел"; "Школа нормального просвещения поселян". Словом, черт знает чего не было".
В этих же кабинетах любопытные естествоиспытатели проводили пневматические, электрические, биологические опыты. Отсюда вели астрономические наблюдения. Потому иногда кабинет был буквально уставлен телескопами, земными и небесными глобусами, солнечными часами и астролябиями.
Дополняли довольно скромную, почти аскетическую обстановку мужского кабинета два-три портрета родителей и детей хозяина, небольшая картина с баталией или морским пейзажем.
Если мужской кабинет был приватным центром усадьбы, то его парадным лицом служила гостиная или зала. Такое разделение на домашнее и гостевое, повседневное и праздничное было свойственно всей дворянской эпохе. Одним из следствий такого деления всей жизни дворянской стала дифференциация усадебных интерьеров на "парадные апартаменты" и "комнаты для фамилии". В богатых усадьбах гостиная и зала служили разным целям, в большинстве же домов они прекрасно совмещались.
Современники безусловно воспринимали залу или гостиную как парадный, и оттого официально-холодный апартамент. "Зала, большая, пустая и холодная, в два-три окна на улицу и четыре во двор, с рядами стульев по стенкам, с лампами на высоких ножках и канделябрами по углам, с большим роялем у стены; танцы, парадные обеды и место игры в карты были ее назначением. Затем гостиная, тоже в три окна, с неизменным диваном и круглым столом в глубине и большим зеркалом над диваном. По бокам дивана - кресла, козетки столики, а между окон столики с узкими зеркалами во всю стену... В годы нашего детства фантазии считались недозволенными и все гостиные были на один лад", - вспоминает П.А. Кропоткин.
Эту пустоту и холод гостиных, где "тэсегда вся мебель была покрыта чехлами", вспоминают практически все мемуаристы. Во-первых, холодность этих зал была буквальной. Зачем их отапливать каждый день? А во-вторых, и архнтектурно здесь выделялась не домашняя теплота, но парадность. Часто зала делалась двусветной. Окна с одной стороны залы выходили на парадный двор - курдонер, а с другой - на "главный просек" (так называли центральную аллею парка). Виды из больших окон тщательно учитывались при проектировке усадьбы. Вечно изменчивая природа органично входила в оформление парадной залы.
Потолок залы непременно украшался пышным плафоном, а пол паркетными вставками с особым рисунком. В оформлении стен часто использовался ордер. Ионические и коринфские колонны отгораживали от общей залы небольшие лоджии, позволяя чувствовать себя и "в людях" и в "уединении людей". Торжественность парадной зале придавало резное золоченое дерево стен и мебели. Холодные - белые, голубые, зеленоватые тона всей гостиной лишь слегка поддерживались золотом и охрой.
Подчеркивали торжественность и многочисленные светильники. "Паникадила и фонари, висящие с высоты, а со сторон позлащенные светильники, одни как жар горят, а другие как вода переливаются, и, совокупляя лучи свои в веселое торжественное сияние, все покрывают святозарностью", - писал Г.Р. Державин. Вносили свой вклад в эту "святозарность" и многочисленные зеркала, ставшие непременным атрибутом парадной залы. "Чистота", "праведность" хозяев усадьбы читались в их ровных блестящих поверхностях.
Мифическую "древность" дворянства удостоверяли многочисленные мраморные "антики" обязательно украшавшие гостиную. Античным считалось все древнее: и римские подлинники, и современная французская или итальянская скульптура. Центром залы почти всегда оказывался большой парадный портрет ныне царствующей особы в непременной золоченой раме. Его располагали нарочито симметрично по главной оси гостиной и отдавали те же почести, что и самим государям.
В начале XIX века гостиные "теплеют". Теперь они уже окрашены в розоватые или охристые теплые тона. Пышную золоченую мебель сменяет более строгая красного дерева. Из дамских кабинетов переходят сюда рукоделия. А в холодных прежде каминах каждый вечер зажигается огонь, отгороженный от залы расшитыми каминными экранами.
Да и предназначение гостиных меняется. Теперь здесь проходят праздники семейные, тихие. Часто домочадцы собираются за семейным чтением: "Я помню и деревенские чтения романов. Вся семья по вечерам садилась в кружок, кто-нибудь читал другие слушали: особенно дамы и девицы. Какой ужас распространяла славная госпожа Радклиф! Какое участие принимали в чувствительных героинях г-жи Жанлис! "Страдания Ортенберговой фамилии" или "Мальчик у ручья" Коцебу решительно извлекали слезы! Дело в том, что при этом чтении, в эти минуты вся семья жила сердцем или воображением, и переносилась в другой мир, который на эти минуты казался действительным; а главное - чувствовалось живее, чем в своей однообразной жизни", - писал М.А. Дмитриев.
Естественно, что официальный парадный портрет в новой обстановке был уже немыслим. Портреты царствующих особ становятся все скромнее и скромнее. А вскоре их заменяют портреты людей милых сердцу хозяев "Я, помнится, спросил ее, зачем она, когда бывает дома, всегда сидит под портретом госпожи Ельцовой, словно птенчик под крылом матери? "Ваше сравнение очень верно - возразила она, - я бы никогда не желала выйти из-под ее крыла" (И.С. Тургенев "Фауст"). Именно такой, тихой и уютной, гостиная и вошла в русскую литературу XIX века.
В самом конце XVIII столетия появляется в усадебном доме женский кабинет. Этого потребовал сентиментальный век, с его образами нежной жены и деловитой хозяйки. Теперь, получив образование, женщина сама формргровала духовный облик не только своих детей, но и дворовых людей, вверенных ее попечению. День дворянки, особенно в сельской усадьбе, был заполнен заботами до отказа. Утро ее начиналось в "уединенном" кабинете, куда шли за приказом с отчетом, за деньгами, с дневным меню.
Однако, с течением дня функции женского кабинета меняются. Деловым всегда остается утро. А днем, и особенно, вечером кабинет хозяйки превращается в своеобразный салон. Само понятие салона, где исполнители и аудитория меняют друг друга, где ведутся "разговоры обо всем и ни о чем", куда приглашают знаменитостей, сформировалось в конце XVIII века.
Одним из самых интересных салонных развлечений становилось заполнение альбома хозяйки. Эти "альбомы милых дам" хранят сегодня стихи и рисунки Батюшкова и Жуковского, Карамзина и Дмитриева. В этих альбомах, может быть, ярче всего проявилась атмосфера женского усадебного кабинета.
В своем усадебном кабинете хозяйка принимала самых близких родственников, друзей, соседей. Здесь она читала, рисовала, занималась рукоделием. Здесь же вела обширную переписку. Потому женский кабинет всегда отличался особым уютом и теплотой. Стены окрашивались в светлые тона, оклеивались обоями. Цветочный декор, такая же цветочная роспись покрывали потолок. Пол складывался уже не из яркого наборного паркета, а застилался цветным ковром. К теплу общения в женском кабинете добавлялось каминное тепло. Печи, камины здесь обильно украшали фаянсовыми плитками с рельефами на темы античной мифологии.
Но главную роль в женском кабинете несомненно играла художественная мебель. Простенки между окнами занимали большие зеркала, опирающиеся на изящные столики. В них отражались портреты, акварели, вышивки. Сама мебель теперь выполнялась из карельской березы, в которой старались сохранить естественную фактуру, не закрывая ее позолотой и пестрой раскраской. Небольшие круглые столики и столики-бобики, кресла и бюро позволяли хозяйке кабинета самой выстраивать необходимый уют. При этом единое пространство кабинета старались разбить на несколько уютных уголков, каждый из которых имел свое предназначение.
Особо популярными в конце XVIII века стали миниатюрные столики-бобики для рукоделия, письма, чаепития. Название свое они получили за овальную с вырезом форму столешницы. А после того, как грузная и малоподвижная Екатерина II отдала предпочтение этим легким столикам, мода на них стала повсеместной. Их редко декорировали бронзой (в отличие от Западной Европы), предпочитая украшать пасторальными сценами, выполненными в технике маркетри (мозаика из дерева). Значительная часть мебели изготовлялась тут же, в усадебных мастерских "собственными" мастерами. Именно они, сначала в отдельных рисунках, а потом и все изделие, стали покрывать тонкими пластинами (шпоном) из карельской березы, тополя или капо-корня, что скоро стало признаком русского стиля в мебели.
Большую роль в формировании образа женского кабинета играли ткани. Шторы, драпировки, обивка мебели, напольные ковры - все это тщательно подбиралось. Здесь на светлом фоне красовались реалистически выписанные цветы, венки, букеты, амуры, голуби, сердца - сентиментальный набор рубежа веков. Им вторили такие же амуры к букеты из росписи фарфора, с текстильных и бисерных рисунков.
Интересно, что рубеж веков (XVIII-XIX) явился «золотым веком» не только для русской литературы, но и для русского бисера. Увлечение им в аристократических кругах стало столь повальным, что стало неотъемлемой частью бытовой культуры. В отличие от Европы, в России изделия из бисера почти не делались на продажу. Это было чисто домашнее занятие. И только в некоторых монастырях организовали коммерческое производство изделий из бисера. Так А.Б. Мариенгоф вспоминает «ночные туфли, вышитые бисером и купленные еще в Нижнем Новгороде у рукодела-монаха Печерского монастыря».
Да-да, именно у монаха, а не монахини! Сентиментальная этика рубежа веков "заставляла" заниматься рукоделием не только женщин, но и мужчин. Оклады икон, различные панно, сумочки, кошельки, пояса, шапочки, туфли, чубуки для трубок - все могло стать "нежным сувениром". Совсем юный М.Ю. Лермонтов пишет своей тетушке НА. Шангирей в 1827 году: «Катюше в знак благодарности за подвязку посылаю... бисерный ящик моей работы».
При изготовлении больших изделий привлекались помощницы из крепостных. Как правило, они вышивали фон, тогда как хозяйка (хозяин) - роскошные букеты и птиц. Именно так выполнена трехметровая бисерная обивка дивана, ныне хранящаяся в Историческом музее в Москве.
Чего только не делали из бисера! Детские игрушки, кошельки и чехлы, обложки и футляры, иконы и жанровые картины, целые гобелены в царские дворцы. Бисером обвязывали трости, курительные трубки, шкатулки, вазы, подстаканники, чехольчики для мела. Сегодня, читая в гоголевских «Мертвых душах» о том, что в доме Маниловых «ко дню рождения приготовляемы были сюрпризы: какой-нибудь бисерный чехольчик на зубочистку», мы смеемся над забавной фантазией автора. А между тем, в Эрмитаже хранится именно такой «чехольчик на зубочистку» с орнаментом и крышчкой, связанный крючком в 1820-1830-х годах. Даже домашние четвероногие пользовались изделиями из бисера. «В бисерном ошейнике, позвякивая железкой, весело вбежала Милка», - писал Л.Н. Толстой в повести «Детство».
В начале XIX века «бисерная лихорадка» распространилась по провинции. А к концу столетия, когда появился недорогой бисер, им стали заниматься и в крестьянских домах.
Нередко именно здесь в женском кабинете с его особым домашним уютом проходили семейные чаепития - эта особая чисто русская форма домашнего общения.
Искусство в усадьбе отнюдь не ограничивалось созданием парков, собиранием библиотек и всевозможных коллекций. Немалую роль в усадебной жизни играли музыкальные занятия. Хоры, оркестры и театры были неотъемлемой частью усадебной жизни. "Не было ни одного богатого помещичьего дома, где бы не гремели оркестры, не пели хоры и где бы не возвышались театральные подмостки, на которых и приносили посильные жертвы богиням искусства доморощенные актеры" - писал исследователь дворянского быта М.И. Пыляев. В усадьбах специально возводились театральные здания, в парках под открытым небом создавались "воздушные" или "зеленые" театры.
Театральная -зада располагалась, как правило, отдельно от основного дома, часто во флигиле. Пожалуй, единственным исключением была театральная зала в Останкино, где в соответствии с замыслом Н.П. Шереметева она стала ядром усадебного дома. Театральные представления являлись непременной частью усадебных торжеств, особенно вошедших в моду в 1780-1790-е годы. Для них разрабатывались специальные программы с таким расчетом, чтобы одно мероприятие следовало без перерыва за другим. Начинался праздник встречей гостей, кульминацией которой становилась встреча особенно почетного гостя. Затем следовал обязательный осмотр дома, коллекций хозяина. Гуляние по парку предваряло торжественный обед. И уже потом шли театральное представление (нередко состоящие из нескольких пьес), бал, ужин, фейерверк в вечернем парке и торжественный разъезд гостей.
Театральный репертуар дворянских усадеб составлялся в зависимости от того, происходили представления в парковом "зеленом" театре или во внутренней театральной зале. На представлениях в парке, наряду с дворянами, могла присутствовать самая разнообразная публика - крестьяне, купцы, ремесленники. Потому пьесы выбирались несложные по постановке, с занимательным часто комическим, сюжетом. В "закрытом" или "настоящем" театре ставились в основном оперы и балеты. Причем, как правило, опера и балет представлялись единой парой. Часто вместо балета исполнялась пантомима. Ясно, что достоинства этих жанров могла по достоинству оценить лишь избранная публика. Тем более, что задачей театральных представлений, по понятиям эпохи просвещения, было "доставить публике удовольствие для ума, зрения и слуха".
Надо признать, что театральные постановки в усадебных театрах на рубеже веков были вполне на уровне лучших европейских профессиональных театров. Многие оперы и балеты, прежде, чем попасть на императорскую сцену, ставились именно здесь. Большое количество произведений писалось специально для них. Особенно тщательно готовились такие постановки к приезду именитого гостя или для открытия новой театральной залы.
Если хозяину богатому хозяину усадьбы удавалось заполучить к себе выдающегося декоратора, то постановки превращались в красочные феерические представления почти без действующих лиц. Это был своеобразный театр декораций. Такими стали сцены штурма Измаила в Останкино Н.П. Шереметева, или знаменитые постановки с декорациями П. Гонзаго в Архангельском Н.Б. Юсупова.
Музыка в усадьбе бытовала в двух видах - как праздничное исполнение и как камерное домашнее музицирование. Крепостные хоры начинали петь уже во время встречи гостей. Конрдансы, менуэты, полонезы звучали на балу. Народные песни и плясовая музыка сопровождала гуляющих по парку. Во время парадных обедов и ужинов звучала инструментальная музыка, пелись торжественные хоры и итальянские арии. Послеобеденные карточные игры и беседы также проходили под звуки музыки. Да и вечером в саду во время иллюминации пели хоры и играли духовые оркестры. "В сие время поставленные в роще певчие и музыканты пели и играли огромный хор, который эхо разносило и повторяло вдалеке", - писал участник усадебного празднества.
Специфическим музыкальным явлением России XVIII века стали роговые оркестры. Играть на рогах необычайно трудно. Музыкант должен обладать немалой силой, чтобы выдуть из рога звук. Но еще большей трудностью является согласованное звучание оркестра рогов. Дело в том, что каждый из инструментов позволяет получить весьма ограниченное количество звуков и мелодия часто распределялась между несколькими инструментами. Но все трудности искупались неповторимым звуком рогов. Они издавали протяжные гулкие звуки, производившие особый эффект на открытом воздухе. «В одном месте под открытым небом слышалась прекрасная музыка. Это играла скрытая в баскетах превосходная, принадлежавшая графу, роговая капелла», - вспоминает очевидец.
Что касается домашнего музицирования, то только что написанные квартеты, трио, симфонии, оперные арии звучали лишь в домашнем концерте. Более того, такое музицирование было единственной формой полупрофессионального бытования музыки в тогдашней России. Именно здесь можно было услышать музыку Гайдна, Моцарта, Бортнянского. Причем, играли всегда много. По сегодняшним меркам одно такое музицирование укладывается в две-три концертные программы. «Сначала играли различные симфонии и концерты с солами различных инструментов... После того играли различные штуки, как-то: Гейденовы концерты и прочее... Все сие было слушано присутствующими с великими аплодированиями и весьма достойно... Когда выведен был оркестр, то играли концерты на клавикордах..., а потом следовали все к тихо приготовленному ужину...», - вспоминает А.Т. Болотов.
Особо почетное место среди парадных покоев усадьбы занимала столовая. Вместе с тем, столовая и необходимое повседневное помещение. Именно здесь семья чувствовала себя единством. Однако столовая, как отдельное помещение для совместных трапез, сформировалась при европейских дворах лишь в середине XVIII века. Еще в первой половине столетия столы накрывали в любом подходящем помещении дворца. В русском же дворцовом ритуале столы в особо торжественных случаях вообще накрывались прямо в тронной зале.
Церемониал королевского обеда, который старались перенимать все дворяне в своих усадьбах, сложился при французском дворе Людовика XIV. В этом пышном спектакле принимали участие лучшие дворяне Франции. Процессия королевского обеда начинала свой ежедневный путь в час дня из нижних покоев дворца. Возглавлял процессию метр-д отель. За ним двигались придворные, кухонные служители с большими корзинами, в которых были разложены вилки, ножи, ложки, солонки, другая посуда и снедь. На огромных подносах мимо всегда многочисленных зрителей проносили богато украшенные блюда. Процессия не спеша, с достоинством обходила весь дворец. Потому в залу, где обедал король еда попадала уже совсем остывшей. Здесь метр-д"отель отдавал приказания по сервировке стола, а особо приближенный к королю дворянин пробовал все кушання, проверяя не отравлены ли они.
При дворе Людовика XIV окончательно ввели в употребление вилку, бывшую до того редкостью даже в самых богатых домах. Люди искренне не понимали зачем нужно какой-то инструмент совать в рот, если есть собственные руки. Но в дворянскую эпоху с ее крайней театральностью между природой и человеком всегда становилась культура, ритуал, искусственное средство. Недаром, еда руками продолжала, да и во многом продолжает культивироваться лишь «на природе» - на охоте, загородном пикнике.
И в России на всем протяжении XVIII века дворянство в пищевом этикете ориентировалось скорее на французскую моду, чем на придворный обед. Дело в том, что стол Петра I не отличался особенной изысканностью. Царь более всего ценил обильную и очень горячую пищу. Елизавета ела хотя и пышно, но беспорядочно и не вовремя. Кроме того, она весьма строго следила за соблюдением постов. Екатерина же была и вовсе подчеркнуто умеренна в еде. Потому и ориентироваться усадебные хлебосолы на своих императоров н императриц не могли.
Любопытно, что с древнейших времен обеденный ритуал включал в себя весьма причудливые формы напоминания о смерти. Этим подчеркивалась ценность жизни вообще и пышного обеденного стола, в частности. «Доколь текут часы златые
И не приспели скорби злые, Пей, ешь и веселись, сосед?», - писал Г. Р. Державин.
Недаром, в дворянских столовых быстро находят себе пристанище многочисленные натюрморты, написанные на темы жизненного изобилия или memento пюп (помни о смерти). Кроме того, те или иные блюда обеденного стола часто связывались со знаками зодиака. Блюда из говядины воспринималось как знак Тельца, раки и рыба - Рыб, кушанье из почек -Близнецов, африканские фиги.- Льва, заяц - Стрельца. В центре же такой символической сервировки красовались соты с медом на куске дерна - дары земли.
После того, как столовая становится в один ряд с самыми парадными помещениями дворянской усадьбы, ее начинают особым образом украшать. Стены этой светлой залы обычно не украшались шпалерами или модными шелковыми тканями - они впитывают запахи. Зато широко использовались росписи и масляные живописные полотна. Кроме натюрмортов, естественных в столовой, здесь часто располагали картины на исторические темы или фамильные портреты, что еще больше подчеркивало парадность помещения. В усадьбах, где сменилось несколько поколений, столовые часто становились местом хранения семейных реликвий. Иногда ту же размещали целые коллекции.
А вот мебели в столовых старались ставить как можно меньше - только ту, что необходима. Стулья были, как правило, очень простые, так как основным требованием к ним было удобство - обеды подчас длились весьма долго. Столы же постоянно вообще могли не стоять. Их часто делали раздвижными и выносили лишь во время обеда в зависимости от количества гостей. Однако в середине XIX столетия огромный стол уже занимает почти все пространство столовой.
Обязательны в столовых XVIII века буфеты-горки, на которых выставляли различные предметы из фарфора, стекла. Той же цели служили маленькие консольные столики, прикрепленные к стене. С накоплением семейных коллекций такие буфеты и столики сменились большими застекленными шкафами, в которых располагались коллекционные вещи.
Особое место в русских столовых XVIII-XIX века принадлежало фарфору. Без него не мыслилась ни одна усадьба. Он выполнял не столько бытовую, сколько представительную функцию - говорил о богатстве и вкусе хозяина. Потому хороший фарфор специально добывали и коллекционировали. Специально изготовленные на заказ фарфоровые сервизы были редкостью даже в очень богатых домах и потому весь набор посуды собирался буквально из отдельных предметов. И лишь к концу XVIII века фарфоровые сервизы прочно занимают место на обеденных столах русской знати.
В большие сервизы входило множество предметов. Кроме тарелок, мисок и блюд выпускались всяческой формы лотки, сухарницы, корзины, соусники, сосуды для специй, солонки, чашки для крема и т.д. Потребность в них была большая, так как ставились они у каждого прибора отдельно. Непременными в таких сервизах были всевозможные горки для фруктов, вазы для цветов и маленькие настольные статуэтки.
Металлической посудой в усадьбах практически не пользовались, она была золотой или серебряной. При этом, если золотая посуда говорила гостям о богатстве хозяина, то фарфор - об утонченных вкусах. В домах же победнее такую же представительскую роль играла оловянная посуда и майолика.
Дворянский этикет требовал, чтобы сам обед начинался задолго до того, как съедутся гости. Сначала составлялась подробная программа. При этом учитывалось, что каждый настоящий обед должен быть «артиспгческим», иметь свою «композицию», свою симметрию, свою «кульминацию». Далее следовало приглашение к обеду, которое тоже воспринималось как торжественный и весьма театрализованный ритуал. Часто об обеде говорили намеками, приглашали в усадьбу не на него, а на прогулку или упрашивали продегустировать то или иное блюдо.
После того, как программа составлена и гости приглашены, наступало время отдавать приказания повару. В обычные дни эта обязанность лежала целиком на хозяйке. Но в торжественных случаях отдавал распоряжения по обеду всегда сам хозяин. Более того, во второй половине XVIII века в моде были чисто мужские обеды. В таком обществе говорили, что «если женщина ест, она разрушает свои чары, если она не ест, она разрушает ваш обед». Но это больше относилось к городским обедам.
Сам стол в первой половине XVIII века мог сервироваться тремя способами: французским, английским и русским. Каждый из этих способов отражает национальные особенности обеденного этикета. Французская система была самой старой. Сформировалась она еще при Людовике XIV. Именно он ввел в столовый этикет обед в несколько перемен блюд. До него блюда подавались на стол все сразу, уложенные в чудовищные пирамиды. Теперь же на стол сразу выставляли только одну перемену. После того, как гости налюбовались изысканной сервировкой, каждое блюдо несли опять на кухню, где подогревали и разрезали.
Количество таких перемен варьировалось в зависимости от достатка хозяина дома и назначения обеда. Так ежедневный обед французской знати в конце XVIII века состоял из восьми перемен. Однако классическим в России рубежа веков стал обед в четыре перемены. После каждой перемены блюд стол накрывали заново, вплоть до пересттоания скатерти.
Кстати, скатерть, как и столовая салфетка, появилась вовсе не от пристрастия к чистоте, но ю требований престижа. Первоначально большой салфеткой пользовался лишь хозяин дома. Если же дом посещал знатный гость, то ему тоже подавали салфетку, но поменьше. Как и на всех престижных вещах, на салфетке принято было вышивать монограмму хозяина. Сначала салфетку вешали через левое плечо. А когда распространилась мода на большие воротники - повязывали вокруг шеи. Даже в начале XIX века нередко на край стола стелили одну длинную салфетку, чтобы все сидящие за столом могли пользоваться каждый своим участком.
Первую перемену во французской системе сервировки стола составляли суп, легкие холодные и горячие закуски и горячие блюда, приготовленные по-иному, чем горячее следующей перемены (если, например, потом будет мясо, то в первую перемену подавали рыбу). Вторая перемена должна заключать в себе два противостоящих друг другу блюда:
например, жаркое (мелко нарезанное жареное мясо) и мясо, зажаренное большими кусками, дичь или птица целиком. Третья перемена - салаты и овощные блюда. Четвертая - десерт. В самом конце подавали сыр и фрукты.
Английская система сервировки, которая начинает распространяться в России с середины XIX века, требует, чтобы все блюда подавались на стол сразу без разбора. Потом подаются лишь жаркое и пирожное. При этом, перед каждым
участником застолья ставилось блюдо, которое он должен был разложить на всех. Получалось некое «стихийное хозяйничание» с передачей тарелок и обслуживанием рядом сидящих дам, совсем на современный манер
Но все же более всего была принята в дворянской России своя, русская система сервировки стола. Здесь гости садились за стол, на котором вообще не стояло ни одного блюда. Стол украшали исключительно цветами, фруктами и прихотливыми статуэтками. Потом, по мере необходимости, на стол подавались горячие и уже разрезанные блюда. Автор «Поваренных записок» рассуждает в конце XVIII века: «Лучше подавать кушанья по одному, а не все вдруг, и принеся прямо из кухня тот же час кушать, то бы служителей потребно меньше, и платье облито было реже». Постепенно русская система, как самая рациональная, получила распространение и в Европе.
В создании русской праздничной сервировки стола принимали участие выдающиеся художники. Особенно тщательно выстраивалось начальное украшение. Его основу составляли, так называемые «десертные горки», которые занимали весь центр стола. Выполняли их из крашеного сахара, папье-маше, серебра, минералов и драгоценных камней. Во второй половине XVIII столетия такие украшения (их называли по-французски «филе») изготовляли вместе со всем столовым сервизом. Из отдельных фарфоровых фигурок, украшавших стол, особенно популярными были группы детей-садовников. Часто они поступали в продажу чисто белыми, без росписи, чтобы естественно гармонировать с белыми скатертями и белыми фарфоровыми столовыми приборами.
Чисто русские обеды не начинались сразу за столом. Перед обедом всегда следовала закуска. Французы называли такой обычай «пищей до пищи». Закусывали не в столовой, а в буфетной, или на отдельном столике-буфете, или (во Франции) подавали на отдельных подносах. Здесь, как правило, было несколько сортов водки, сыры, икра, рыба, хлеб. Принято было сначала закусывать мужчинам без дам, чтобы последние не стесняли их в употреблении крепких нагоггков. И только некоторое время спустя дамы во главе с хозяйкой дома тоже присоединяются к закусывающим. Особым лакомством во время закусок были устрицы. Часто все застолье устраивалось ради этого блюда. Безграничная любовь к устрицам считалась чем-то вроде модной болезни.
Да и заканчивались обеды не сразу, постепенно. В самом конце застолья подавались «небольшие стаканчики из цветного хрусталя или стекла» для «полоскания после обеда во рту». Затем все переходили в гостиную, где уже был готов поднос с чашками, кофейником и ликером.
Вообще пили за столом немного. Во многих домах при ежедневных обедах, в которых участвовали, например, «пять мужчин, за месяц выпивают бутылку горькой английской и полшгофа - редко штоф - сладкой». Потому для русского путешественника XIX века англичане и, особенно, американцы выглядели беспробудными пьяницами. Во Франции за обедом принято было пить разбавленное вино. В России и Англии вина не разбавляли. Кроме того, всегда пили неразбавленными особо редкие вина, которые перед десертом разливал сам хозяин каждому гостю в отдельности.
Каждое вино имело свое место в очередности торжественного стола. К супу и пирогам («пастетам») подавали крепленое вино. К рыбе - белое столовое (причем, к каждому виду рыбы - свое). К основному мясному блюду (или дичи) -красное столовое вино (медок или шато-лафит; к ростбифу - портвейн, к индейке - сотерн, к телятине - шабли). И после кофе, к десерту - ликеры. Сладкие испанские и итальянские вина среди ценителей считались грубыми и почти всегда исключались. Кроме того ни один гурман не станет пить красное вино, как более терпкое, до белого, чтобы не испортить вкуса. Шампанское же вообще почитали символом праздника и пили во время всего обеда.
Крайняя театрализация дворянского быта в XVIII веке привела к появлению в усадьбах нескольких спальных комнат. Парадными спальными-гостиными никогда не пользовались. Это были чисто представительские комнаты. Днем отдыхали во «вседневных опочивальнях». Ночью спали в личных спальнях, которые располагались в личных покоях хозяина, хозяйки и их детей.
Здесь, в спальне начинался и завершался день владельцев усадьбы. По православной традиции отход ко сну всегда предварялся вечерней молитвой. Вообще, до распространения в России идей Просвещения дворяне были очень набожны. Во всех комнатах усадьбы, не считая специальной молельной, обязательно висели иконы с лампадами. И правило это распространялось и на парадные залы и на личные покои.
В спальне же находились особо почитаемые в семье иконы. Чаще всего это были иконы с образом Божьей Матери. Благочестпвость хозяев выражалась в обильном украшении икон. Для них заказывали дорогие серебряные к золотые оклады, отделанные чеканкой, гравировкой, камнями. Особо дорогие иконы предпочитали лично украсить шитым бисером или речным жемчугом окладом. Часто среди крепостных усадебных мастеров были свои иконописцы. А местную церковь и всех ее служителей помещик, как правило, содержал за свой счет.
Естественным украшением усадебных спален служили многочисленные драпировки из дорогих тканей (штоф. брокатель, атлас, гродетур). Из таких же тканей делались пышные завесы на окна, надкроватные балдахины, украшавшиеся букетами из перьев («перенными букетами»). Обильный растительный орнамент оставила в дворянских спальнях эпоха барокко. Мягкую мебель для сидения здесь старались обивать такой же тканью, создавая, таким образом, гарнитур.
Такой гарнитур логично дополняли изящные кресла и маленькие «нахтышные» (ночные) столики. На них -подсвечник, редкое издание Евнгелия, томик сентиментального романа. В самом же центре будуарной части спальной комнаты ставили небольшой чайный столик, на мраморной столешнице которого располагали небольшие сервизы - «эгоист» (на одного человека) и «тет-а-тет» (на двоих).
Усадьба - это не просто сложный архитектурный комплекс из жилых, культовых, хозяйственных, садово-парковых и увеселительных построек. Прежде всего, в усадьбе складывались традиции семьи и рода, составлявшие целый ушедший в прошлое пласт культуры и философии дворянского сословия. Прообразом усадеб стали дворянские вотчины, которые временно жаловались из казны дворянам за службу государю и могли передаваться по наследству, а само слово «усадьба» произошло от глагола «усаживать» (в данном контексте - предоставлять или даровать землю).Более всего усадеб было в окрестностях Москвы, где еще в XIV веке возникли первые дворянские вотчины, а затем после переноса столицы в Петербург при Петре I стало селиться отставное и опальное дворянство.
История подмосковной усадьбы уходит корнями в достаточно далекие времена. В современной исторической науке широко используются термины «крестьянская усадьба», «усадьба ремесленника», «монастырская усадьба» и т.д. Однако городские усадьбы раннего периода не имеют практически ничего общего с усадебными комплексами XVIII - XIX веков. Своеобразной предусадьбой можно назвать пригородные имения XVI столетия, которые давались в кормление и имели небольшое хозяйство. Русская усадьба. Сборник общества изучения русской усадьбы. Вып. 2(18) / Колл. авторов. Науч. ред. Л.В.Иванова.- М., "АИРО - ХХ", 1996.- 341 с.- С. 28-35
В том же XVI веке начинается возведение каменных усадебных храмов в вотчинах и поместьях - первый шаг на пути к украшению усадебных ансамблей. Одновременно с началом строительства храмов из массы хозяйственных комплексов выделяются своеобразные усадьбы-резиденции - великокняжеские (а позднее царские) подмосковные вотчины. Наиболее показательна в этом плане вотчинная усадьба Коломенское, ныне находящаяся на территории Москвы.
В начале XVIII века с развитием светской культуры, сложился общий архитектурно-художественный облик русской усадьбы. К середине века появился ряд значительных усадебных комплексов, таких как, например, Вороново. Ко второй половине XVIII века усадьба превратилась в полноценный художественно-культурный комплекс. Годы расцвета подмосковной усадьбы приходятся на конец XVIII - начало XIX веков. Просветительские традиции этого периода принесли в общество идею о создании прекрасного и счастливого мира, она нашла отражение и в усадебном искусстве. Центром любого усадебного комплекса был главный дом, к которому вела длинная аллея от проезжей дороги. Иногда аллея украшалась торжественными въездными арками, как, например, в усадьбах Архангельское и Гребнево. Усадебный дом нередко завершался бельведером (Никольское-Гагарино, Валуево) или куполом (Пехра-Яковлевское). Многие дома напоминали музей своими живописными и скульптурными коллекциями, мебелью, предметами интерьера (как, например, Остафьево или Кусково), многие из них были лишь безвкусными собраниями раритетов.
Но усадьба - это не только непосредственно барский дом, это целая инфраструктура, заботливо созданная для уютной и комфортной жизни. Непременным атрибутом усадьбы был конный двор или конюшня. Даже если хозяева были равнодушны к охоте, им были необходимы лошади, чтобы добираться до города или соседей. Кроме конного двора был еще и каретный сарай. В усадебный комплекс входил также ряд хозяйственных построек - мельницы, мастерские, дом управляющего, контора, водонапорная башня. В некоторых усадьбах существовало здание театра (Ольгово, Гребнево, Пехра-Яковлевское). Особой гордостью хозяина был парк, в организации паркового пространства владелец усадьбы всегда следовал моде. Некоторые предпочитали регулярные французские парки, другие - пейзажные английские, есть усадьбы, в которых регулярные парки сочетаются с пейзажными. Люди побогаче тратили большие суммы на уход и содержание парков. Строились беседки, прокладывались тенистые и открытые аллеи. Владельцы организовывали и небольшие «мануфактурные затеи», как, например, ткацкая мануфактура в Ольгове или суконные заводы в Остафьеве.
Непременным атрибутом любой значительной усадьбы была церковь, оформлению которой придавалось особое значение. Нередко на территории усадьбы располагался и домик местного священника. Часто древние церкви перестраивались согласно вкусам времени, подновлялись и дополнялись новыми объектами, менялось внешнее и внутреннее убранство. А.Ю.Низовский Самые знаменитые усадьбы России, Москва, Вече, 2001г, с.75 Усадебный дом неотделим от окружающей его природы, от окрестных лесов с прекрасной охотой, рыбалкой, грибами и ягодами. Охоте вообще уделялось особое место в усадебном хозяйстве, хорошая конюшня и псарня значили ничуть не меньше, чем архитектурное богатство усадьбы и ее внутренняя отделка. У каждого помещика была своя маленькая гордость - первоклассные псы, каскадные пруды с карасями, винный погреб или, например, лучший кузнец в уезде. На материале усадебной жизни были созданы многие произведения литературы, усадьбы вдохновляли поэтов, художников, музыкантов. В первые годы советской власти многие усадьбы были подвержены разграблению, начался массовый вывоз художественных ценностей, кое-что осело в музеях, многое ушло за границу, попало в руки властям. Однако, попав в различные центральные и местные музеи, элементы усадебной культуры, оторванные от своих корней, уже не так трогают посетителей. В последнее время все большее внимание уделяется усадьбе, создано Общество изучения русской усадьбы, восстанавливаются наиболее значимые и интересные поместья. Но все-таки большинство усадеб все еще находится в запустении.
В настоящее время в России насчитывается свыше 80 музеев-заповедников, занимающих площадь более 160000 га, и 31 музей-усадьба, включающие около 900 га. Все они представляют особый специфический отечественный тип культурного учреждения, который имеет в своем составе музейные коллекции, памятники архитектуры, исторические ландшафты и природные комплексы. Целый ряд музеев-заповедников включен в Перечень особо ценных объектов культурного наследия народов России. Эти уникальные историко-культурные территории вместе с национальными парками образуют культурно-экологический каркас России. О значении культурного наследия в жизни любого общества написано очень много. Являясь овеществленной традицией нескольких поколений, оно создает ту питательную среду, в которой развивается наша современная культура.
Среди широкого ряда объектов, составляющих культурный фонд страны, особое место занимает усадьба как явление самобытное и многогранное, в котором сфокусировались все социально-экономические и историко-культурные процессы России.
Понятие «русская усадебная культура» претерпело эволюцию от замкнутой средневековой культуры XVII века, когда усадьба имела явно выраженный хозяйственный уклон, к середине XVIII - первой половине XIX века к периоду расцвета. Именно в этот период создаются крупнейшие загородные резиденции Петербурга и Москвы (Останкино, Кусково. Архангельское в Москве). С наибольшей последовательностью формируются усадебные ансамбли (доминирующую роль в ансамбле играл усадебный дом, хозяйственные постройки были вынесены в глубину сада, разбивался регулярный, по типу Версаля, парк). Дворянство, освобожденное в 1762 году от обязательной военной службы, обустраивало свои городские и сельские усадьбы А.Ю.Низовский Самые знаменитые усадьбы России, Москва, Вече, 2001г. , с.77.
В этот период происходит резкое изменение бытовой культуры - от замкнутости и закрытости позднего средневековья - к демонстративности и представительности XVIII века. Это выражалось во всем - пространственной композиции и интерьерах усадебного дома, во французском и пейзажном английском парках. И если регулярный парк был рассчитан на зрелищные эффекты, то английский парк ориентировался на уединенное размышление и философствование. Об этом свидетельствуют названия парковых строений - «Бочка Диогена», «Гробница Конфуция», «Каприз», «Монплезир».
В этот период расцвета приоритетное место в культуре занял театр. Он стал своеобразным символом эпохи. Театр и театрализованность проникли во все сферы усадебной культуры, начиная от бытовой культуры и повседневного поведения и заканчивал крупнейшими оперными и балетными постановками. 110 словам одного из исследователей, театр в то время воспитывал, обличал, исповедовал, воодушевлял, поднимал дух.
Коренным образом изменилась усадебная культура после 1861 года. Изменения были настолько глубоки, что один из первых исследователей этой проблемы И.Н.Врангель заявил об угасании усадебной культуры, о смерти усадьбы.
Возражая Врангелю, следует заметить, что усадьба продолжает существовать, но как основа поместного хозяйства России она уходит в прошлое, в корне подрываются основы самодостаточности вотчинного хозяйства А.Ю.Низовский Самые знаменитые усадьбы России, Москва, Вече, 2001г. с.81.
Меняется социальный статус владельца. Появляются купеческие усадьбы. Характерной особенностью этого времени стали усадьбы художественные центры, в которых творческая интеллигенция, обращаясь к народным истокам, способствовала возрождению древнерусской традиции (вспомним Абрамцево, Талашкино, Поленово).
Таким образом, говорить об угасании усадебной культуры в этот период можно не впрямую, а опосредованно. Угасала дворянская усадебная культура, ее четкие границы размывались новыми привнесенными элементами купеческой и мещанской культуры.
Перестраивались усадебные ансамбли и интерьеры в соответствии с новыми художественными вкусами (усадьбы модерна, неоклассицизма), менялся усадебный быт. Все чаще стало звучать слово "дача" как символ обособленного сельского уголка, где протекала в основном летняя жизнь городского жителя.
Именно в этот период в литературе, поэзии, художественной культуре появляется ностальгия по угасающей усадебной жизни. Идет процесс «канонизации» усадьбы как символа «родового гнезда». Усадьба в этот период как бы существует в двух измерениях - в реальности и в творческом воображении художников и писателей (вспомним рассказы Чехова, Бунина, Тургенева, художественные полотна Борисова-Мусатова, М.Якунчиковой, В.Поленова). С 1917 года усадебная культура, как самобытное многомерное явление, была уничтожена. Справедливости ради необходимо отметить, что многое было спасено прежде всего специалистами-музейщиками, архитекторами и искусствоведами. Но, увы, - далеко не все.
Такова эволюция русской усадебной культуры, на протяжении нескольких столетий занимавшей ведущее место в общем историка-культурном процессе России.
Как уже отмечалось, понятие «русская усадебная культура» было многомерным. Синтетичность - вот ее характерная особенность. В усадебной культуре был соединен широкий круг проблем окружающего мира. Прежде всего это проблемы художественные, которые характеризуют взаимосвязь пластических видов искусства - архитектуры, садово-паркового, прикладного и изобразительного со зрелищными музыкой, балетом, театром, народным искусством Полякова М.А. Русская усадебная культура как историко-культурный феномен. Сборник общества изучения русской усадьбы. Вып. 4 / М., «АИРО - ХХ», 2002.- с. 23.
Характерной особенностью усадебной культуры, рассматриваемой я контексте этой проблемы, является ностальгия по прошлому, традиционализм Идеалы прошлого, представлявшегося прекрасным и светлым, претворялись владельцами усадеб в садово-парковой архитектуре (средневековые руины. громы), в фамильных портретах, которые становились как бы связующим звеном между владельцами нынешними и минувшими. Не обладая в своем большинстве высокими художественными качествами, они обрастали легендами и мифами. В этом выражалась мифологизация усадебного быта.
Неосознанное стремление создать в усадьбе особую театрализованную среду, определенная канонизация своего родового гнезда выражалось в частных усадебных музеях, коллекциях, семейных альбомах, монументальных памятниках друзьям и покровителям.
Изучение такого многоаспектного явления как усадьба, усадебная культура предполагает обращение к необычайно широкому спектру проблем. Совершенно очевидна необходимость междисциплинарного подхода к исследованию этого феномена - весомого пласта отечественной культуры.
РУССКАЯ УСАДЕБНАЯ КУЛЬТУРА И ЕЕ ОСОБЕННОСТИ В XXI ВЕКЕ
М А. Кузьмин
Среди широкого круга исторических памятников, составляющих культурный фонд России, особое место занимает усадьба - явление самобытное и многогранное. Русская усадьба - это не только архитектурный ансамбль определённого стиля, но и центр отечественной духовности, в котором сконцентрировались классические явления культуры. Отсюда возникает особое понятие, характеризующее специфику культуры России, - «мир русской усадьбы». В современной архитектурной практике всё чаще встречается термин «русская усадьба». Им пользуются фирмы, занимающиеся строительством на загородных участках. Создаётся впечатление, что современное общество обратилось к возрождению усадебной культуры. Но это явление совершенно другого порядка.
Термин по документам известен с XVII в., когда усадьба имела явно выраженный хозяйственный уклон. В середине XVIII - первой половине XIX вв. наступил расцвет усадебной культуры. Именно в этот период были созданы наиболее значительные загородные резиденции Петербурга и Москвы, с наибольшей последовательностью формировалась композиция усадебного ансамбля. Доминирующую роль, как правило, играл усадебный дом, а хозяйственные постройки были отнесены в глубину сада. Большое значение в создании художественного пространства усадьбы приобрёл парк, который мог быть регулярным, по типу Версаля, или романтическим, как в английской культуре. Расцвет усадебного строительства в значительной мере связан с тем, что в 1762 г. дворянство было освобождено от обязательной военной службы и с особенным вниманием занялось обустройством своих городских и сельских усадеб.
По словам поэта П. А. Вяземского, «главным признаком и отличительной принадлежностью» усадебной культуры была семейная жизнь1. Оттенок семейственности наложился на все формы досуга: литературное чтение, развитую систему форм «литературной домашности», женское рукоделие, музицирование, библиофильство, коллекционирование, непрофессиональную археологию2. Усадьбы XIX в. с их искусством, архитектурой, бытом и укладом жизни формировали культурный фон всей дореволюционной России, при этом сохраняя и присущие ей изначально хозяйственные функции.
Характерной чертой усадебной жизни было гостеприимство. Как правило, посетители усадеб гостили несколько дней - знакомились с усадебными музеями и коллекциями, составлявшими гордость владельцев, осматривали окрестности. Часто хозяева предоставляли возможность исследователям работать в семейном архиве или фамильной библиотеке, составленной, как правило, несколькими поколениями. В такой усадьбе было хорошо и комфортно всем: и учёным, и друзьям, и родственникам. Их воспоминания и письма рисуют необычайно тёплую, заду-
шевную атмосферу, которая складывалась во многом потому, что каждый, живший постоянно или временно в усадьбе, принимал активное участие в её жизни.
Вечером все собиралась в гостиной на домашние концерты. Играли на флейте, виолончели и гитаре. В домашних концертах принимали участие и дети. Когда не было музыки, затевали литературный диспут по поводу литературных новинок или учёных открытий. Участники даже составляли «протокол» обсуждения. Вечерами часто устраивались чтения вслух. Читали прозу И. С. Тургенева и Л. Н. Толстого, стихи А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Часто вечерами готовились к домашним спектаклям - театр считался одним из средств художественного и литературного образования, а также воспитания подраставшего молодого поколения.
В праздничные дни каждый раз сочиняли новую программу вечеров, в которой обязательно была своя изюминка: концерт солистки Мариинского театра, выступление фокусника в парке, игры ряженых, представление боярского пира, живые картины, концерт балалаечников и т.д. Семейные торжества всегда очень оживляли дети. Они готовили танцы, затевали игры, а в липовом парке - городки. С большим оживлением к детям присоединялись и взрослые.
Как правило, владельцы больших имений занимались широкой благотворительностью и просветительством - в окрестных деревнях они на свои средства строили школы, больницы, богадельни, читальни, создавали учебные мастерские, нанимали персонал и учителей и содержали их на свой счёт.
Исследователи всегда рассматривали усадьбы как многоаспектные явления. И действительно, в понятии «русская усадьба» сфокусирован широкий спектр экономических, политических, социокультурных, художественных и философских проблем. Многие стороны провинциальной культуры трудно представить себе без дворянских «культурных гнёзд». Немало таких усадеб, создавших вокруг себя устойчивую духовную среду, было в центральных губерниях России.
После реформы 1861 г. усадьба изменилась и приобрела новые, не свойственные ей ранее черты. Изменился сословный состав владельцев усадеб, большая часть дворянских имений была приобретена представителями известных купеческих фамилий. В новых условиях в налаженных усадебных хозяйствах владельцы стремились сохранить их рентабельность, что нивелировало культурное присутствие усадьбы на общем фоне. Большинство конкурентоспособных дворянских поместий превращалось в сырьевой придаток промышленных центров3.
Художественная жизнь усадеб переродилась и внешне уподобилась более естественной и демократичной на рубеже Х1Х-ХХ вв. жизни дачной, органично вписавшейся в распространившуюся в это время культуру модерна. Несмотря на распространение дачной культуры, примеры усадебных комплексов во второй половине XIX - начале XX вв. ещё сохраняются. В Подольском районе (сейчас Домодедовский район Московской области) в 1890-х годах новым владельцем, представителем одной из самых известных в русской промышленности и русской культуре конца XIX - начала XX вв. фамилии Морозовых, В. Е. Морозовым была заново перестроена усадьба Нарышкиных Одинцово-Архангельское. Е. И. Кириченко относит архитектуру этих построек (ранний опыт выдающегося архитектора модерна
Ф. О. Шехтеля) к русскому варианту «перехода от эклектики к модерну ». По мнению автора, это «первый и самый ранний его этап», который «входит в русло общих для Европы и Америки попыток обновления архитектуры» и может расцениваться как выдающееся явление в архитектуре 1890-х годов4. В композиции усадебного дома заметно стремление отойти от жёсткой симметрии классицизма в расположении основных масс, придать им «подвижность» и живописную асимметрию, что сообщает общему решению здания дворцовый характер. В декоративном убранстве дома, по мнению специалистов, использована стилистика модерна5. Тот же принцип сочетания симметрии и асимметрии можно наблюдать и в общем художественном замысле ансамбля и парка.
Ещё одним примером усадьбы модерна является подмосковное владение Н. Д. Морозова Льялово - «Морозовка», ранее принадлежавшее князьям Бело-сельским-Белозерским. Льялово - новый, стилистически единый усадебный комплекс, построенный в 1908-1909 гг. по проекту архитектора А. В. Кузнецова, долгое время работавшего помощником Ф. О. Шехтеля. Усадебный дом не сохранился, он сгорел во время Великой Отечественной войны, поэтому судить о нём можно только по фотографиям. Внешний облик состоял из множества объёмов: башенок, эркеров, пристроек, фигурных балконов, террас, лестниц и переходов. Для московской архитектуры это была уникальная постройка, имевшая вид почти сказочного сооружения. Выразительный силуэт и образное богатство особняка, раскрывающееся при круговом осмотре, соотносятся с немецкими, голландскими и фламандскими постройками XIX в., в свою очередь возрождавшими средневековые готические и романтические традиции, лучшим интерпретатором которых считался А. В. Кузнецов0. Для разбивки нового парка Морозов пригласил известного ботаника и садовода, директора ботанического сада при МГУ - Р. Э. Регеля. Старый пейзажный парк был превращён в настоящее произведение искусства. В нём появились редкие для Подмосковья породы деревьев и кустарников, у пруда соорудили грот7.
Во второй половине XIX в. почти все усадебные владения, принадлежавшие древним боярским или дворянским родам, были проданы представителям купеческих фамилий. Таким примером является и бывшее владение Ховриных - «Грачёв-ка», купленная в 1895 г. купцом М. С. Грачёвым. Все усадебные постройки были спроектированы известным архитектором модерна Л. Н. Кекушевым, который по заказу владельца стилизовал «стиль Гарнье» - архитектора, автора проекта здания игорного дома в Монте-Карло8. Для него также характерна акцентированная асимметрия. Сложная композиция здания составлена из разновеликих объёмов, группирующихся вокруг центрального зала, увенчанного куполом. Фактически все внутренние помещения дома так или иначе выявлены объёмно. Это один из первых примеров применения разработанного Кекушевым пластического приёма раскрытия архитектурной формы, использованного впоследствии в композициях конструктивизма.
Новые усадьбы, очевидно, не имели характерной для прежних дворянских усадеб хозяйственной деятельности, то есть не являлись источником дохода. В промышленной среде прибыль получали от создаваемого на фабриках и заводах продукта, использовать для этого усадебные земли было нерационально. Усадебные
земли использовали как дачные участки - для отдыха и занятий любимыми делами, а тягу к сельскохозяйственным работам, если таковая была, восполняли занятием садоводством: практически все усадьбы этого времени имели сады и парки, где высаживали редкие для подмосковных земель растения, кустарники и деревья.
Но и в это время заметны отдельные примеры, когда русская усадьба сохраняла статус культурообразующей среды. Например, усадьбы, творческая атмосфера которых сыграла ведущую роль в формировании русской культуры конца XIX -начала XX вв. Это усадьба Ясная Поляна Толстых, владение Мамонтовых Абрамцево, Талашкино-Флёново, принадлежавшее княгине М. К. Тенишевой, Поленово - имение семьи художника В. Д. Поленова, репинские Пенаты9. Круг художников, писателей, учёных, общественных деятелей, собиравшихся в этих усадьбах, способствовал формированию эстетики русского модерна, по своей сути противопоставленной дворянской усадебной культуре.
Понятие «русская усадебная культура» сформировалось в науке во второй половине XIX в., как раз тогда, когда само явление стало исчезать из русской культурной жизни. В это время было введено определение термина «усадьба» - оно появилось в недавно вышедшем «Словаре живого великорусского языка» В. И. Даля. В современной историографии нет однозначного толкования этого понятия. Но в целом оно объясняется как архитектурный ансамбль с парком или вне парка и хозяйственные постройки10.
После Октябрьской революции неповторимый, уникальный мир усадьбы был разрушен. Факт классового уничтожения дворянской культуры показывает, что русская усадьба как культурный тип перестала существовать, не исчерпав своих возможностей.
Современное обращение к усадебной теме в научных исследованиях и публицистике мотивируется стремлением восстановить прерванную традицию, связывается с вопросами национальной самоидентификации11. Русская дворянская усадьба в современном культурном контексте прочитывается как одна из ключевых мифологем. Ностальгический характер публикаций, посвящённых утраченным формам культуры, определяется осознанностью отрыва от исконных начал, стремлением заполнить культурный разлом12.
Одним из важных понятий, возникающих при изучении усадебной культуры, является термин «дача». Как и усадьба, он достаточно многозначен и в литературе зачастую употребляется бездумно. Первоначально дачей назывался участок земли, либо принадлежавший государству, либо полученный дворянином за службу, либо приобретённый им13. Казённые дачи просуществовали вплоть до 1917 г. Те из них, чьи территории были в значительной степени заселены, обычно назывались лесными дачами. С XVIII в. дачами стали называть отдельные здания в усадьбах, сдававшиеся внаём на летние сезоны. По мере необходимости под дачи, помимо господского дома и флигелей, использовались любые постройки, которые можно было приспособить для жилья: оранжереи, павильоны, службы и т.п. До середины XIX в. не было и особой дачной архитектуры, так как специальных помещений для дачников не возводили, а использовали уже существующие. Первой дачей в этом
понимании стало Свиблово (Свирлово) Плещеевых (ныне в черте Москвы), нанятое голштинским герцогом Карлом-Фридрихом в 1722 г., которого вместе с приближёнными можно считать первыми подмосковными дачниками14. Не позднее второй половины XVIII в. дачами стали называть и небольшие загородные имения с усадьбами, которые обычно располагались недалеко от Москвы и уездных городов и служили своим владельцам лишь местом летнего отдыха, например, усадьба Якунчи-ковых «Черёмушки». Как правило, обработка земли здесь в принципе отсутствовала, а хозяйство сводилось к поддержанию усадьбы для различного рода «затей»15. В 1849 г. появилось издание «Как должно проводить лето на даче», в котором безымянный автор, описывая жизнь на даче, делает вывод, что всё должно быть подчинено отдыху и удовольствиям, а «иначе незачем приезжать на дачу»10.
К 1890-1900-м годам начинается массовое строительство дачных посёлков, возникавших, как правило, недалеко от железных дорог, строительство которых также приходится на это время. Посёлки строили на не освоенной ещё земле, планировки были наиболее выгодными для владельцев и основаны на прямоугольной сетке улиц, участки были максимально выровнены. Однообразие прямоугольной планировки компенсировалось разнообразием архитектурных решений каждого участка в отдельности, богатством стилистики дачных построек, обилием зелени. По правилам застройки запрещалась вырубка леса на территории участка, нельзя было застраивать более трети участка и устраивать глухие заборы, чтобы не нарушать естественные визуальные связи.
Стилистическая характеристика застройки дачных поселков была разнообразна. В 60-90-е годы XIX в. преобладают постройки в стиле западноевропейской эклектики, а также русской национальной архитектуры с многочисленными декоративными деталями в стиле И. П. Ропета (И. Н. Петрова) и В. А. Гартмана. В 90-е годы вновь преобладает псевдоготика, например, дача И. В. Морозова в Петровском парке, построенная Ф. О. Шехтелем. На рубеже веков строят в стиле модерн, например, дача А. И. Калиш на берегу Клязьмы, дача Р. В. Пфеффера в Сокольниках, дача В. А. Носенкова в Иваньково и др. Вновь возрождается интерес к формам национальной русской архитектуры, например, дача И. А. Александренко (постройка С. И. Вашкова) в посёлке Клязьма, к формам неоклассицизма, например, вилла «Чёрный лебедь» (архитекторы В. Д. Адамович и В. М. Маят), а также к формам английской и немецкой псевдоготики.
Кроме строительства дачных поселков на незастроенных землях, в это время усиливается тенденция распродажи или сдачи в аренду территорий старинных усадеб под дачное строительство. Эта ситуация описана в знаменитой пьесе А. П. Чехова «Вишнёвый сад».
Таким образом, на рубеже Х1Х-ХХ вв. существовало две формы загородных владений: сохранившаяся, но утратившая свой хозяйственный и культурообразующий статус усадьба, используемая только как место для отдыха и развлечения, и вновь возникшая дача, также с основной функцией летнего отдыха.
После длительного времени забвения любой формы собственности на землю, кроме традиционных «огородно-дачных соток», сегодня мы видим процесс возоб-
новления загородного строительства. Как более демократичный, сначала возродился процесс строительства элитных дачных посёлков. Но этот густо застроенный, практически без зелёных насаждений и закрытый глухими заборами участок жилья создаётся не для отдыха в общении с природой, с соседями и друзьями. Нередки случаи, когда покупатели элитного земельного участка не в состоянии находиться в окружении посторонних глаз, они ищут уединённости (от соседей, гостей, родственников). На первый взгляд кажется, что в архитектуре дачных посёлков отсутствует какая-то связь с архитектурными решениями начала XX в. Можно сказать, что она переживает период эклектики и бессистемно повторяет стилевые формы прошлых лет. И всё-таки в этой архитектуре есть положительное начало - сделать пребывание живущих в доме людей максимально комфортным. В этом она соотносится с архитектурными идеями периода модерна, хотя утилитарные качества постройки не совмещаются с их эстетическим выражением, или заказчики не ставят такой задачи перед архитекторами.
Более естественные условия предлагает усадьба. Сегодня вполне реально стать законным владельцем исторического архитектурно-ландшафтного ансамбля, давно утратившего статус государственного. Естественно, после полного или частичного воссоздания (реставрации, реконструкции) комплекса, включающего жилые, хозяйственные, парковые и другие объекты. При этом необязательно, чтобы новые постройки с абсолютной точностью копировали былые образцы. Внешне, конечно, желательно. Внутри же здание вполне может и должно быть ультрасовременным. Например, в модном стиле hight tech. Сегодняшняя усадьба «с историей» - это вовсе не дача в элитарном поселке, а сознательно выбранное и достаточно уединённое место для постоянного проживания всей семьи.
Современные усадьбы, безусловно, отличаются от старинных русских поместий. Однако в общих чертах они всё же возводятся в соответствии с прежними традициями. Особенно те комплексы, у которых было родовое дворянское имя. Так, по сведениям ведущих риэлтерских компаний Москвы, на сегодняшний день частные лица приобрели в собственность около 50 исторических усадеб.
Что касается обширных имений без какого-либо исторического прошлого, то они в основном тоже возводятся по критериям русской классики. В первую очередь это предполагает очень большой земельный участок с обязательно обустроенным ландшафтом, классическим английским парком вокруг центрального дома (дворца-новодела), тенистыми аллеями, клумбами, фонтанами, ажурными беседками, малыми архитектурными формами по всей территории, ротондами. Стиль усадебных построек ещё не сложился, так как это направление пока только определяется.
Современная усадьба продолжает линию развития усадьбы периода модерна и также лишена хозяйственного уклада. Но она лишена и культурообразующего статуса. Владельцы просто не ставят перед собой подобной задачи. В организации жизненного уклада заметно обращение к средневековой закрытости и замкнутости. Владельцы современных загородных усадеб стремятся оградить себя от внешнего мира. Руководители компаний, связанных с загородной недвижимостью, считают, что, «помимо статусной составляющей, тяготение людей к приобретению родового
имения можно объяснить попыткой обособиться от внешнего мира и его проблем, спокойно жить в удалении от шума и суеты в кругу семьи»17.
Можно предположить, что современные архитектурные и социокультурные проблемы, связанные с загородным строительством, получат своё разрешение тогда, когда изменится общественная позиция заказчиков.
1 Вяземский П. А. Московское семейство старого быта // Вяземский П. А. Эстетика и литературная критика. М., 1984. С. 370.
2 Летягин Л. Н. Русская усадьба: мир, миф, судьба. URL: http://www.mssian.s1avica.org/ articlel860.html (дата обращения: 20.03.11).
4 КириченкоЕ. II. Федор Шехтель. М., 1973. С. 40.
5 Памятники архитектуры московской области. Каталог в 2 т. М., 1974. Т. 1. С. 119.
6 Архитектурная Москва. 1911. Вып. 1. С. 17.
I Нащокина М. В. Усадебные постройки А. В. Кузнецова для семьи Морозовых // Труды первых Морозовских чтений. Ногинск, 1995.
8 Нащокина М. В. К интерпретации образной структуры усадьбы Грачевка // Остафьевский сборник. 1994. Вып. 3.
9 Летягин Л. Н. Указ. соч.
10 Коробко М. Ю. Начало науки об усадьбах // История. М.: «Первое сентября», 2003. №№ 34-35.
II Летягин Л. Н. Указ. соч.
13 Кпючевский В. О. Русская история. М., 1992. С. 115.
14 Капустин В. А. Леоново. М., 1908. С. 23.
15 Коробко М. Ю. Указ. соч.
16 Павлова Т. Г. К истории подмосковных дач // Московский журнал. 1997. № 2.
Введение
Глава I. УСАДЬБА В СИСТЕМЕ КУЛЬТУРЫ 12
1.1. Типологические характеристики русской усадьбы. 12
1.2. Усадьба в истории русской культуры 28
1.3. Образ усадьбы в художественной культуре России 66
Глава II. "ДВОРЯНСКИЕ ГНЕЗДА" В КУЛЬТУРЕ КУРСКОГО КРАЛ 77
1.1. Социально-экономические предпосылки становления курской усадьбы 77
1.2. "Золотой век" курской усадьбы (последняя треть XVIII - начало XIX века) 101
1.3. Закат усадебной культуры в Курской губернии (конец XIX - начало XX века) 144
Заключение 155
Литература 160
Введение к работе
Диссертация представляет собой культурологическое исследование русской усадьбы как культурно-исторического феномена на материале Курского региона.
Актуальность темы исследования. Выбор темы обусловлен значением усадьбы в культуре России. На протяжении многих веков усадьба являлась главным компонентом отечественной социокультурной реальности. Своеобразные исторически сложившиеся предпосылки возникновения и развития русской усадьбы сделали ее ярко выраженным национальным явлением.
Исследование усадьбы с культурологических позиций сейчас является наиболее актуальным, поскольку вызвано нарастающими процессами становления национального самосознания в связи с меняющимся представлением о месте и роли России в общечеловеческом культурном развитии.
Новые принципы присутствия нашей страны в мировом сообществе требуют уважения не только к чужим национальным культурам, но и, в первую очередь, к своей собственной. Необходимость изучения родной культуры как самостоятельной ценности диктуется желанием на равноправных началах участвовать в "диалоге культур", в котором многообразие является основой и необходимым условием сближения.
Усиливающийся в настоящее время рост русского национального самосознания обуславливает потребность восстановления историко-культурной памяти. Традиции отечественной культуры непре-рываемы, так как являются плодом совместных усилий многих поколений. Современность немыслима без "векового здания культу-
ры", без осознания предшествующего нравственного, духовного, интеллектуального опыта, без уважения к фонду непреходящих ценностей, накопленных нашим народом.
Русская усадьба является феноменом, в немалой степени определившим особенности отечественной культуры, ее исторической жизни и духовного содержания. Усадьба осмысливается как некий знак России, символ отечественной культуры. Неизменно ее присутствие в изобразительном искусстве, литературе, музыке.
Большинство имен выдающихся деятелей национальной истории и культуры связано со старинными русскими усадьбами. Посещая эти часто разрушенные и невосстановленные "дворянские гнезда", мы ощущаем присутствие "гения места", некое духовное наполнение, не подвластное времени. Усадьбы неизменно привлекают внимание многочисленных зарубежных гостей, стремящихся здесь обрести понимание таинственной "русской души".
Изучение русской усадьбы в культурологическом аспекте необходимо также для развития отечественной культурологии, становления новых подходов к осмыслению национальных культурных достижений, заполнения историко-культурных лакун.
Объектом исследования является русская усадьба как феномен культуры.
Предмет исследования - курская усадьба как одно из региональных проявлений феномена русской усадьбы и его исторического бытования.
Основную рабочую гипотезу исследования можно сформулировать следующим образом: рассмотрение русской усадьбы как социокультурного феномена в его историческом развитии позволит уточнить понимание национальных особенностей русской культуры
вообще, обогатить современное представление о своеобразии ее традиций и их роли в становлении национального самосознания сегодня.
Целью работы является исследование русской усадьбы как культурологического феномена, рассмотрение его роли и места в национальной культуре, определение его комплексного характера и системных связей, выявление принципов культурологической типологии усадьбы, оценка значения данного феномена для русской культурной действительности.
Для достижения цели были поставлены следующие задачи:
выделить исторические этапы жизни усадьбы в отечественной культуре;
предложить культурио-историческую типологию русской усадьбы;
развернуть общеметодологические подходы к пониманию феномена русской усадьбы на курском материале.
Методологической основой исследования является комплексная методология рассмотрения русской усадьбы как культурно-исторического феномена в системном взаимодействии культурологического, проблемно-исторического, эстетического, типологического, герменевтического, семиотического подходов.
Степень разработанности проблемы. В качестве отдельной проблемы русской культуры усадебная тема привлекает к себе внимание в конце XIX века. Б связи с нарастающими тенденциями к историческому исследованию русской культуры пробуждается интерес к целенаправленному изучению усадьбы историками и искусствоведами.
Публикации того времени посвящены, главным образом, выявлению исторической картины формирования и эволюции отдельных усадебных комплексов. Они также содержат отрывочные истори-ко-биографические сведения об обитателях усадьбы, ностальгические воспоминания и впечатления автора от пребывания там.
Большинство статей посвящены знаменитым "подмосковным". Краткая информация о наиболее значительных усадьбах содержится практически в каждом путеводителе по Москве. Знаменитые Архангельское, Измайлово, Коломенское, Кузьминки, Кусково и другие "подмосковные" оставались излюбленными местами отдыха для жителей столицы, поэтому популярность этих поместий была велика. Наиболее известным из них были посвящены работы Н.Звенова, А.Корсакова, И.Забелина, С.Любецкого. В конце 80-х годов С.Д.Шереметев начинает издавать серию небольших скромно иллюстрированных брошюр о малоизвестных усадьбах Подмосковья.
В то время сами исследователи усадебной и вообще русской архитектуры "подчеркивали важную роль истории в их работе... Они были подлинными историками, точнее, летописцами русского зодчества, весьма далеко отстоящими от научного метода зарубежных ученых. Они оставались в плену исторической фактологии. .. при всей ценности этих публикаций, они не раскрывали тех условий и той среды, которые породили создание первоклассных сооружений XVIII - начала XIX в." . Таким образом, публикации того времени носят преимущественно описательный характер.
В 1907-1908 годах благодаря усилиям В.Верещагина, П.Вейне-ра, Н.Врангеля, И.Грабаря, Г.Лукомского пробуждается интерес к культурио-художественному миру "дворянских гнезд". Главную
роль в популяризации усадебной культуры сыграл журнал "Старые годы" (1907-1916), на страницах которого постоянно печатались статьи И.Бондаренко, П.Вейнера, С.Маковского, Н.Трубникова и других авторов о русской усадьбе. Вслед за этим журнал "Столица и усадьба" (1913-1917) начал публиковать сведения о старинных поместьях и прекрасные фотоматериалы, иллюстрирующие архитектуру, интерьеры и художественные коллекции "дворянских гнезд".
Следует особо выделить изданные в начале XX века монографии Г.Лукомского о подмосковных и провинциальных усадьбах, "Подмосковные" Ю.Шамурина и "Сады и парки" В.Курбатова, рассказывающие о многих дворцово-парковых комплексах России. Все эти публикации позволили систематизировать и зарегистрировать большое число русских усадеб, что впоследствии помогло спасти многие из них от разрушения и разграбления в первые послереволюционные годы.
Однако в этих изданиях не давалась комплексная оценка усадебной культуры, которая заменялась искусствоведческим анализом.
Внимание исследователей было, в основном, привлечено к подмосковным дворцово-парковым комплексам, в то время как мощный пласт среднепоместных усадеб, характерных для русской провинции, практически не был затронут. Это объяснялось, в первую очередь, недостатком фактического материала. Современники почти не оставили известий о небольших провинциальных усадьбах, а фамильные архивы были часто затеряны, особенно там, где усадьба не пребывала долгое время в руках одной семьи, а неоднократно меняла владельцев.
В 1920-е годы в Москве под руководством В.В.Згуры создается Общество изучения русской усадьбы, сделавшее очень много для сохранения усадебной культуры России. Большинство исследований касались также "подмосковных", однако несомненная заслуга этого общества в том, что своими публикациями оно привлекло внимание к усадьбе как к элементу культуры, хранительнице и создательнице собственного мира.
Хотя планы Общества реализовались лишь отчасти (его работа была прервана в связи с многочисленными арестами его членов), оно сыграло большую роль в пробуждении научного интереса к русской усадьбе.
Накопление обширного фактического материала способствовало глубокой разработке вопросов, связанных с той или иной стороной усадебной действительности. Б середине и второй половине нашего столетия появляется ряд обобщающих исследований по архитектуре усадеб (работы 0.Евангуловой, М.Ильина, Е.Кириченко, В.Лаврова, Н.Тихомирова, С.Торопова, В.Турчйна), по усадебным садам и паркам (книги А.Вергунова, В.Горохова, Т.Дубяго, Д.Лихачева, Л.Лунца, Е.Щукиной), чуть раньше - исследования усадебного театра (Б.Асеева, Т.Дынник).
В основном они представляют традиционный подход к изучению усадебной культуры в рамках дифференцированного искусствоведения. В последнее время появляются работы, направленные на изучение усадьбы как специфического культурного феномена, определенного целостного организма.
Особую важность для данного исследования представляет монография А.Аникста и В.Турчйна "...В окрестностях Москвы: Из истории русской усадебной культуры XVII-XIX веков", а также
работы Т.Каждан и Г.Стернина, рассматривающие русскую усадьбу в определенном социокультурном контексте.
Загородные усадебные ансамбли разных регионов России освещались в трудах Н.Гуляницкого, Т,Дубяго, С.Евангуловой, Д.Лихачева, С.Федорова, М.Цапенко и др.
Среди диссертационных исследований по данной проблематике можно выделить работы А.Кулагина "Архитектура дворцово-усадеб-ных комплексов Белоруссии", Е.Черкасовой "Загородные усадебные комплексы Харьковщины II половины XVIII - начала XX века", в которых рассматриваются принципы архитектурно-пространственной планировки усадеб. Изучению усадебных садов и парков посвящены диссертации Н.Будыко "Садово-парковое наследие Белоруссии", В.Дормидонтовой "Усадебные парки Молдавии", И.Ярового "Пейзажные сады русской провинции".
Однако усадьбы Курского региона практически не встречаются ни на страницах дореволюционных изданий (за исключением некоторых работ Г.Лукомского), ни в последующих исследованиях. Наиболее "удачливой" в этом отношении является усадьба князей Барятинских "Марьино", у которой есть свой историограф - архитектор С.Федоров, посвятивший ее изучению более 20 лет, автор несколькольких монографий. Огромное большинство курских сред-непоместных усадеб остались практически неизученными. В связи с возросшим в последнее время интересом к национальной культуре появляются в печати статьи курских искусствоведов, архитекторов и краеведов, посвященные усадебному строительству в данном регионе (работы Ю.Бугрова, М.Тарасовой, Е.Холодовой и
Обзор и анализ литературы, дающей представление о степени
разработанности проблемы, подтверждает, что курские усадьбы не являлись еще предметом целостного культурологического изучения.
Научная новизна представленного исследования заключается в том, что впервые феномен русской усадьбы рассматривается в методологии комплексного культурологического анализа. Такой подход дает возможность раскрыть особенности данного феномена как уникального историко-культурного комплекса, одного из наиболее значительных явлений отечественной культуры. В исследовании также предложены принципы классификации и основания для типологии русской усадьбы в политико-экономической, социально-психологической, духовной, художественно-эстетической жизни России.
Рассмотрен и включен в научный оборот значительный материал исторической жизни курских усадеб, являвшихся до сих пор объектом краеведческого или искусствоведческого изучения, при^ чем ряд архивных документов рассматривается впервые. Обоснованы типологические характеристики курской усадьбы в качествах, общих для этого феномена русской культуры и особенных для региона.
Определение усадьбы как культурологического феномена позволяет рассматривать его в качестве целостного культурно-исторического и эстетического явления, обладающего внутренним единством и собственными границами. Подобное рассмотрение русской усадьбы позволяет исследовать ее в "координатах 11 культуры, а именно: с социально-политической точки зрения - как социально-экономическое, историческое и политическое образование, во временных и пространственных координатах истории Рос-
сии, в эстетических формах, кристализующих аксиологические основания русской культуры и, наконец, с системной точки зрения - как явление, обладающее имманентными закономерностями жизни, собственными пространственно-временными характеристиками и способами связи с социокультурной средой, меняющимися как во временных, так и в эстетических плоскостях.
Теоретическая значимость исследования состоит в новизне и достоверности полученных результатов, которые представляют значительный вклад в исследования по этой проблеме. Апробированный автором комплексный культурологический подход может быть использован в последующих исследованиях в этом направлении.
Практическая значимость работы состоит в актуальности разработки вузовского курса МХК, где проблемы русской усадьбы должны занять значительное место. Материал диссертационного исследования может быть использован также в спецкурсах и факультативных занятиях со студентами и школьниками.
На защиту выносятся следующие положения:
система принципов рассмотрения русской усадьбы как социокультурного феномена;
особые характеристики этого явления в его пространственно-временном бытовании, в семантическом своеобразии, в особенностях ценностного мироощущения;
характеристика места и роли русской усадьбы в отечественной культуре (на примере курских усадеб).
В тексте приняты следующие сокращения: ГАКО - Государственный архив Курской области; ГРБ - Государственная Российская библиотека.
Типологические характеристики русской усадьбы
Феномен русской усадьбы характеризуется целостностью -внутренним единством, отдаленностью от окружающей среды, специфическими уникальными чертами, позволяющими определить место каждого конкретного явления в системе культуры. Для осмысления этого необходим полный охват всех свойств, сторон и связей объекта исследования, понимание его внутренней обусловленности, а также рассмотрение элементов, его составляющих, выделение тех из них, которые являются системообразующими, обеспечивая условия его развития, а также исследование его структурной организации.
Трудно найти явление, в котором в такой степени отразились наиболее характерные типические черты духовного мировосприятия эпохи, как в русской усадьбе. Она соответствовала особенностям традиционно-бытового русского уклада, обогащая его качествами западноевропейского образа жизни. Ее укорененность на русской почве была фактором, способствовавшим тому, что на всем протяжении развития русская усадьба представляла собой одну из главных составляющих русской культуры. Именно поэтому усадьба и в сознании современников и в представлениях потомков сливалась с образом России, становясь неотделимой частью отечественной истории и культуры.
Любое явление развертывается в некотором пространстве и определенной временной последовательности. В узком смысле, рассматривая "географическое" пространство, можно сказать, что усадьбами была охвачена вся Россия. По известному выражению Екатерины II, в ее царствование русских бар охватила мания строительства. Этому немало способствовало и совершенное в течение второй половины XVIII века практически во всех губерниях генеральное межевание, позволившее определить границы каждой из дворянских усадеб.
В более широком смысле пространство усадьбы - Не столько географическое понятие, сколько духовное, социально-историческое, политико-экономическое, культурное. Указы Петра III от 20 февраля 1762 года ("Манифест о вольности дворянства") и Екатерины П от 21 апреля 1785 года ("Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства") окончательно утвердили дворянство на господствующих позициях, даровав ему право на душе- и землевладение по самому факту принадлежности к сословию.
Впервые у русских дворян появилась возможность покидать столицу, уезжать в имения, подолгу жить там, распоряжаясь и землей и крестьянами по собственному усмотрению. По меткому выражению Л.Смирнова, это был "первый соблазн свободой", и многие дворяне не преминули воспользоваться возможностью для самовыражения в иных, не связанных со службой формах. Для большинства выход в отставку и отъезд в имение являлся своеоб разным жестом протеста, вызовом власти. В изменившемся социокультурном контексте усадьба становится новой формой общественной жизни, оппозицией столичной государственности.
Усадьба в истории русской культуры
Усадьба - явление комплексное и многоплановое, и сложившийся опоэтизированный образ, своеобразная "модель усадьбы", отражает лишь ее типические, феноменосоставляющие черты. Все многообразие русских усадеб сводится к некоторым основным типам. Принципы их классификации могут быть различными: по размерам (крупнопоместное владение - среднепоместное владение -однодворческая усадьба); по социальному положению владельцев (помещичья - великокняжеская); по характеру владения (наследственное родовое гнездо - приобретенное имение); по удаленности от центра ("подмосковная" - провинциальная усадьба); по образу жизни и быта (репрезентативная усадьба - место отдыха и уединения - экономическое хозяйство) и т.д.
Усадьбы изучались с точки зрения исторического, социально-экономического, краеведческого, искусствоведческого подходов. В данной работе мы рассматриваем феномен русской усадьбы с позиций культурологии, исследуя место этого явления в историко-культурном контексте определенной эпохи.
Параметры подобного подхода применительно к "подмосковным" заданы в обстоятельной монографии М.А.Аникста и В.С.Турчина "... В окрестностях Москвы. Из истории русской усадебной культуры XVII-XIX веков" . Однако далеко не все, касающееся "подмосковных", представляющих собой один из усадебных типов, применимо к характеристике провинциальных усадеб, которых было подавляющее большинство. Поэтому в данной работе мы предлагаем свою культурологическую типологию русской усадьбы.
Социально-экономические предпосылки становления курской усадьбы
Историческое развитие Курского края было сложным, часто драматическим. Эта территория издревле считалась порубежной: в 884 году, когда Курские земли вошли в состав Киевского государства, по реке Сейм проходила граница между Дикой степью и Русью. Тогда же, по-видимому, и возникают города как наблюдательные и оборонительные форпосты. Строятся Курск, Рыльск, Путивль и другие, более мелкие, укрепленные городские поселения.
К тому времени территория Курского края была освоена достаточно хорошо. Горожане имели в окрестностях хутора, где занимались сельским хозяйством. В летописях нет упоминаний о раздаче поместий служилым людям в Курском крае до XIV века, однако известно, что уже тогда имелись у них собственные земли: вероятно, это были вотчины, приобретенные покупкою или другими средствами. Вотчиной называлась земля, "с которой" вместо оброка владелец нес службу. Она считалась полной собственностью владельца, ее можно было продать, обменять, передать в наследство. Характерно, что такие земли первоначально находились по берегам рек и у опушки леса, так как это давало возможность укрыться в случае неожиданного набега врагов.
Нашествие татаро-монголов в 1238 году опустошило большую часть богатых земель. Курское княжество прекратило свое существование. В 1285 году Курск был разорен и сожжен дотла, на его месте в конце XIII века находились слободы ханских баскаков. В "Никоновской летописи", рассказывающей о путешествии митрополита Пимена, читаем: "Бысть же сие путное шествие пе-чално и унылниво. бяше бо пустыне зело всюду, не бе бо видети тамо ничто же: ни града, ни села, аще бо и бываше древле грады красны и нарочисты зело видением, места точию, пусто ж все и не населено, нигде бо видети человека, точию пустыни великия и зверей множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы: орлы, гуси, лебеди, жоравли и прочая, и бяше вся пустыни великия" .
Постоянно тревожимая татарскими набегами и поборами, восточная часть курских земель пострадала сильнее, тогда как северо-западная, в особенности по правую сторону реки Сейм (а именно Рыльское и Путивльское княжества), уцелела больше. В XIV веке эти земли вошли в состав Литвы, а позднее - в Московское государство.
После изгнания татаро-монголов курские земли остались пограничными, теперь уже отделяя Московское государство от Дикого Поля, поэтому обстоятельства жизни на порубежной территории практически не изменились. Сохранялась постоянная угроза и со стороны многочисленных татаро-монгольских орд, чьи набеги сюда продолжались вплоть до 1660-х годов, и со стороны польско-литовских властителей. Московские цари, желая укрепить свои границы, посылали на окраинные земли служилых людей. Именно из них к XVI-XVII веку почти исключительно состояло население Курского края.
О.А. Богданова
«УСАДЕБНАЯ КУЛЬТУРА» В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX - НАЧАЛА ХХ ВЕКА Социокультурный аспект
Натану Давидовичу Тамарченко - к 70-летию
Как феномен русской культуры XIX века помещичья усадьба соединяла в себе расколотые в ходе петровских реформ части русской нации - дворянство и крестьянство - в одно целое. Одновременные всемирность и «почвенность» русской классической литературы во многом обусловлены тем, что ее создатели, европеизированные дворяне, благодаря усадебной близости с самобытным народом, сумели выразить его миросозерцание общеевропейским художественным языком. Напротив, городская разночинная интеллигенция Серебряного века, чуждая «усадебной культуре», утратила непосредственную связь с народом и создала литературу, далекую от русского национально-религиозного «предания», - не «почвенную», а «катастрофическую».
Ключевые слова: усадьба; дворянство; крестьянство; русская классическая литература; предание; интеллигенция; Серебряный век; беспочвенность; катастрофизм.
В последние два десятилетия в российской гуманитарной науке заметно возрос интерес к «усадебной культуре». В 1992 г. в стране было возрождено основанное еще в эпоху Серебряного века и упраздненное в СССР Общество изучения русской усадьбы (ОИРУ), которое за последние годы своей деятельности способствовало выходу в свет не одной сотне научных и популярных изданий, в том числе периодических (альманаха «Русская усадьба», журнала «Жизнь в усадьбе», каталога «Русские провинциальные усадьбы» и др.). Ряд исследователей (В.Г. Щукин, Е.Е. Дмитриева) говорят также о существовании особого «усадебного текста» в русской литературе ХУШ-ХХ вв., наряду с «петербургским тек-
стом» (термин В.Н. Топорова). «Миф дворянского гнезда теснейшим образом связан с характером русской культуры ее классического периода... Мотив усадьбы приобретает. наиболее яркое, материальное воплощение, выражающее высшие достижения национального гения.», - пишет В.Г. Щукин1. С одной стороны, русская помещичья усадьба - «пространство культуры <европеизированной - О.Б.>, но в естественном, природном ландшафте», с другой - сочетание, «включение в себя равно миров дворянского и крестьянского», - отмечают в фундаментальном исследовании, посвященном «усадебной культуре», Е. Дмитриева и О. Купцова.
Феномен «усадебной культуры» существовал в России сравнительно недолго: в чистом виде - с последней трети XVIII в. и до отмены крепостного права в 1861 г., т.е. всего около века. Начало «усадебной культуры» общепризнанно относится к 1762 г., времени издания манифеста Петра III «О вольности дворянства», освободившего дворян от обязательной службы государству и сохранившего за ними право на земле- и душевладение. Окончательно укрепили привилегированное и независимое (материально и юридически) положение «благородного сословия» в российском социуме указы Екатерины II, особенно «Жалованная грамота дворянству» 1785 г. «Освобожденные от обязательной военной службы дворяне получили возможность заниматься обустройством своих поместий, которые становятся не только источником средств к существованию, но постепенно уже к первой четверти XIX века превращаются в особое явление русской культуры, аккумулирующее энергию живущих в них людей и распространяющее
свое влияние на окружающую провинциальную жизнь» .
В России класс дворянства был численно невелик: общее число потомственных дворян, которые проживали в 371 собственно великорусских губерний европейской части страны, составляло всего лишь 274 тысячи человек. Из этого числа лишь одна треть владела крепостными. Однако на заметную роль в обществе могли претендовать лишь дворяне, владевшие
более чем 100 душами крепостных крестьян, а таких было всего 18,5 тысяч семей на многомиллионную Россию середины XIX в.4 Среднее дворянство, имевшее от 100 до 1000 душ крепостных, было наиболее влиятельной и активной группой. Живя зимой в городе, теплые месяцы (примерно полгода) оно проводило в своих поместьях и, таким образом, было своеобразным мостом между деревенско-крестьянской Россией и культурой современного ему Запада. Именно из рядов среднего дворянства вышло большинство видных политических и культурных деятелей царской России в XIX в. «Дворян среднего достатка больше всего интересовала культура - литература, театр, живопись, музыка, история, общественно-политические теории. Русская культура в большой степени порождена именно этим слоем дворянства в 18-19 тысяч семей, из чьих рядов и вышли таланты»5.
Со второй половины XVIII в. в русской провинции начинается невиданный ранее рост усадебного строительства. «Те, кому позволяли средства, обустроили свои усадьбы, руководствуясь европейской модой и собственными пристрастиями». Усадьба XVIII-XIX вв. - это «не только место для жизни, но и особый мир, сконцентрировавший в себе духовные ценности столетия. Именно в усадьбах, вдали от городской суеты, начинают складываться библиотеки. и портретные галереи.; коллекции физических и астрономических приборов., старинных монет и минералов. Усадебная среда дала возможность сложиться такому уникальному явлению русской культуры, как крепостной театр»6. «Xудожественным перекрестком», где «черты крестьянского искусства трансформировались, приноравливаясь к господским вкусам», назвала русскую дворянскую усадьбу О.С. Евангулова. При всех издержках крепостничества, крестьяне, благодаря непосредственному, тесному и длительному общению с людьми из «образованного сословия» в условиях усадебной жизни, так или иначе затрагивались влиянием более высокого умственного развития, образованности как гуманитарной, так и профессиональной, более цивилизованных
форм жизни, быта. «Как это ни покажется. странным, - пишет Ю.М. Лотман, - следует сказать, что и крепостное право имело для истории русской культуры в целом некоторые положительные стороны. Именно на нем покоилась, пусть извращенная в своей основе, но все же определенная независимость дворян от власти - то, без чего культура невозмож-на»8.
Постепенно представление о высоком достоинстве и ответственности звания помещика распространялось среди дворян, становилось своеобразным идеалом патриотического служения, который выразили в своих произведениях Н.В. Гоголь («Русский помещик» в «Выбранных местах из переписки с друзьями», второй том «Мертвых душ»), славянофилы (например, А.С. Xомяков в «Разговоре в Подмосковной», Л.Н. Толстой (образ Николая Ростова как «хозяина» в Лысых горах в эпилоге «Войны и мира»). Прекрасно сказал об этом и А.С. Пушкин: «.Звание помещика есть та же служба. Заниматься управлением трех тысяч душ, коих все благосостояние зависит совершенно от нас, важнее, чем командовать взводом или переписывать дипломатические депеши. Небрежение, в котором оставляем мы
наших крестьян, непростительно» .
В «Очерках прошлого» (1910-1911) М.О. Гершензон с ностальгией, присущей «беспочвенно»-интеллигентскому Серебряному веку, воспроизводит быт и нравы усадебной жизни в Долбине (имении славянофилов Киреевских - О.Б.) и связывает именно с этим укладом возникновение особого типа культурных деятелей. Так, родители Ивана и Петра Киреевских соединяли «с почвенностью замечательную. образованность»: знание нескольких иностранных языков, умение музицировать, переписку с выдающимися деятелями западноевропейской культуры, занятия медициной и естественными науками, любовь к художественной литературе и т.д. При этом в Долбине сохранялась «во всей силе та близость усадьбы с народом, тот открытый приток народного элемента в господскую жизнь, которые
отличали помещичий быт старого времени». Братья Киреевские, по мысли М.О. Гершензона, были «отростками» «целой культуры» - «культуры старого поместного дворянства, еще не оторванной от народной почвы, напротив, во многом близкой к ней и сознательно дорожившей этой близостью». Неудивительно, что в славянофильстве как целом «обрела себе голос народная стихия», что его представители «были в своем мышлении каналами, чрез которые в русское общественное сознание хлынуло веками накоплявшееся, как подземные воды, миросознание русского народа»10, другими словами - русское национально-религиозное «предание».
Славянофильство было, пожалуй, самым ярким и непосредственным выражением «усадебной культуры», однако во многом она определила и миросозерцание дворян западнической ориентации (например, творчество А.И. Герцена и Ф.М. Достоевского 1840-х гг., И.С. Тургенева, М.Е.Салтыкова-Щедрина 1850-х гг., поэзию Н.А. Некрасова и др.). Более того, В.Г. Щукин отмечает, что именно западники внесли определяющий вклад в создание «усадебного текста» русской литературы11, который послужил серьезным подспорьем для появления в России XIX в. целого пласта интеллектуально независимых индивидуальностей-личностей. В Спас-ском-Лутовинове (имении Тургенева - О.Б.) и на даче в Соколове (имении Герцена - О.Б.) предпринимались попытки практического применения, в том числе и по отношению к людям из народа (например, рассказ Тургенева <^орь и Калиныч»), «главного идеала западников - мечты об уважении к достоинству отдельно взятой человеческой личности, которое и составляет главную цель исторического прогресса»12.
Конечно, эпоха «усадебной культуры» в России имела и довольно мрачные стороны, также многогранно отраженные в русской классической литературе (в творчестве Пушкина, Гоголя, Тургенева, Некрасова, Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского и многих других). Вопиющее социальное неравенство, многочисленные злоупотребления помещиков, произвол вла-
стей по отношению к крестьянам - все это имело место, однако не могло зачеркнуть того факта, что именно в рамках «усадебной культуры» исторически, эмпирически, практически, а не умозрительно, происходило религиозно-нравственное и культурно-психологическое воссоединение двух частей русской нации, разобщенных петровскими реформами: народа и «образованного сословия». Национальное единство, хоть и основанное на социальной несправедливости (крепостническом строе), существовало на практике в течение примерно полувека новой русской истории: с начала XIX в. (эпохи романтизма с его культом национальной самобытности, побудившим русское дворянство обратиться к собственным национальным истокам, а значит взглянуть на крестьян не только как на рабочую силу, но и как на хранителей «предания») - до 1861 г.
Особенно важно подчеркнуть, что русский культурный деятель из поместного дворянства, плод «усадебной культуры», типичный русский писатель-классик, сочетал в себе, подобно П.В. Киреевскому, «живой умственный интерес» с «крепким “земле своей своеземством”, - каким-то ин-
стинктивным патриотическим консерватизмом» . «Миросознание русского народа» (т.е. «предание») было рационализировано, оформлено и развито средствами европейской теоретической и художественной мысли, стало не только русской общенациональной ценностью, но достоянием всего культурного человечества. Оно стало предметом размышления не только славянофилов, но вместе с ними - всей русской классической литературы, даже в лице авторов западнической ориентации впитавшей в себя многие черты славянофильства14, по-видимому благодаря укорененности последних в «усадебной культуре». «Почвенность» русской классики, по нашему мнению, проистекает именно из этого источника, именно «усадебная культура» создавала противовес «отвлеченной мысли» западноевропейского происхождения, которая также была прекрасно освоена поместным дворянством.
Русская классическая культура, во многом благодаря своей «усадеб-ности», строила себя на фундаменте сверхличного русского национальнорелигиозного «предания», с его полухристиански-полуязыческим культом земли, семьи, общины, с его многомерным мироощущением, несводимым к рациональным проекциям, с его живым чувством Божественного присутствия. Этим, к примеру, можно объяснить появление в произведениях за-падника-атеиста Тургенева таких глубочайших образов христианской религиозности, как Лиза Калитина в романе «Дворянское гнездо», Лукерья в рассказе «Живые мощи».
Таким образом, качество «почвенности» напрямую связано с принадлежностью к культуре «предания». «Простой народ», писал К.С. Аксаков, не «бессознательная масса», но «имеет глубинные основные убеждения», «это стихия разумная, имеющая нравственную волю», он «есть страж предания и блюститель старины», так как «предание, . преемство жизни есть необходимое условие жизни»15. Однако, продолжает он, народность (т.е. в его понимании «почвенность») литературы «не столько в предмете изображения», сколько «в самом созерцании»16, т.е. в точке зрения автора, в степени его погруженности в стихию «предания». Можно поэтому (если продолжить мысль К.С. Аксакова) изображать и «чуждые формы» жизни, оставаясь при этом «истинно народным», как оценивал творчество Пушкина еще В.Г. Белинский.
Освобождение крестьян от крепостной зависимости в 1861 г. нанесло смертельный удар русской «усадебной культуре»: «несмотря на значительность своего вклада в национальную культуру, дворянство в России так и не смогло приспособиться к пореформенному существованию, в ре-
зультате чего в культурной жизни образовался еще один разрыв» . Осмысляя новую ситуацию, И.С. Аксаков писал в газете «День» (1862-1863): «До сих пор наше общество носило на себе характер преимущественно дворянский; даже самая литература наша может быть названа вообще дво-
рянскою или чиновною.» С отменой в 1762 г. обязательной дворянской службы, это сословие стало преимущественно «сословием землевладельческим» и отделялось от остальной «земли» только своими дарованными властью привилегиями, в первую очередь правом владения крестьянами. Теперь же происходит «самоуничтожение дворянства как сословия»18.
Интересно посмотреть, как все вышеописанное преломляется в романе Достоевского «Подросток» (1875). Здесь общим знаменателем европеизированного дворянско-интеллигентского и патриархального крестьянского миров выступает идеал «благообразия», или «порядка». К нему стремятся все: Версилов, Ахмакова, Макар, Софья, Аркадий., - но каждый вкладывает в него особое содержание. К авторским размышлениям над этим понятием мы можем прикоснуться в подготовительных записях к «Подростку»: «Благообразие. “Ты искал его”. Нажитые Ростовы.»19. По мысли писателя, единственная сложившаяся в послепетровской России подлинно национальная форма - это жизнь «старинного» дворянства в своих поместьях рядом с крестьянами. Европейская образованность соприкасалась там с самобытной патриархальной традицией. Так хотя бы отчасти преодолевался роковой раскол русской нации, вызванный реформами
XVIII в. В русской литературе лучшим изображением этого единства стали страницы романа Л.Н. Толстого «Война и мир», посвященные жизни Ростовых в Отрадном. В этом поместье дворяне и крестьяне - одна семья, у них одни и те же ценности, общие представления о Боге и смысле жизни, о родине и природе, о любви и семье. Это мир «родового предания и красивых законченных форм», «порядок, . уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый»20. Однако «Война и мир» - роман исторический, в нем рассказывается о времени (1800-1810-х годах), далеко отстоящем от эпохи Достоевского. После же отмены крепостничества в 1861 г. поместное дворянство начинает деградировать в социально-экономическом плане, дворянско-крестьянская общность окончательно разрушается, и к 1870-м го-
дам, времени написания «Подростка», толстовский идеал «благообразия» навсегда уходит в прошлое. Этого «красивого типа уже нет в наше время», о нем можно писать только «в историческом роде»21, - резюмирует Достоевский устами одного из персонажей своего романа. Поэтому-то каждый из героев «Подростка», в эпоху «общего беспорядка и хаоса», бьется над поиском утраченного идеала, «угадывая и. ошибаясь»22 вместе со своим создателем.
Предваряя упрек в изображении усадебной жизни XIX в. в «идиллических тонах», заметим, что данная статья всего лишь попытка достигнуть равновесия в осмыслении этого феномена. Многие десятилетия акцент делался только на негативных его сторонах, прежде всего на крепостничестве, более того - на его злоупотреблениях. Совершенно в стороне оставались другие, несомненно позитивные для русской культуры, стороны дворянско-усадебной жизни: возвращение «образованного сословия» к земле, к народу, к национальным корням, просветительская и протекционистская деятельность дворян в своих поместьях, пример грамотного хозяйствования и т.п. Конечно, культурные, просвещенные и гуманные хозяева встречались среди помещиков не столь уж часто, но не так уж и редко; во всяком случае, такими были многие представители русской классической культуры: А.С. Xомяков, Киреевские, Н.П. Огарев, Е.А. Баратынский, Б.Н. Чичерин, Ф.И. Тютчев, Л.Н. Толстой и т.д. Как пишет современный историк С.Д. Домников, усадебный идеал «общего блага» «в той или иной степени разделяли в практической жизни все русские дворяне-помещики,
решившие посвятить себя хозяйству» . Да и в самой русской литературе XIX в. было не только негативное изображение взаимоотношений крестьян и помещиков. Идея сословного единения пронизывает многие произведения Г.Р. Державина, В.Т. Нарежного, Вл. Соллогуба, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого до «Исповеди», есть она - пусть только в нравственнопсихологическом аспекте - и у Пушкина.
В определенном смысле дворянскую литературу, русскую классику, можно, перефразируя известное стихотворение Анны Ахматовой, назвать «цветком», выросшим из «сора» крепостничества24. С массовым разорением дворянства и упадком «усадебной культуры» во второй половине XIX в. постепенно сходит на нет и великая русская литература XIX в. В 1860-е гг. на авансцену культурной жизни России выдвигается новый лидер - интеллигенция, с ее дуалистическим менталитетом, незнанием деревенской жизни, абстрактным (умозрительным), в отличие от усадебного дворянства, представлением о крестьянстве, пренебрежением к «преданию» наряду с социальным сочувствием к народу, враждебностью к дворянской культуре. В цикле статей «Русский Нил» В.В. Розанов отмечает, что в 1860-1870-е гг. в России «заново родился совершенно новый человек, до того не бывший в русской истории», «родился, а не преобразовался из прежнего, например человека 40-х годов». Это был «натуральный человек», «освободившийся от всех традиций истории»25. Здесь точно отмечено отсутствие преемственности между дворянской и интеллигентской типами культуры, а конкретнее - между дворянской «идейностью» (человеком 1840-х гг., типом тургеневского Рудина, который, несмотря на провозглашаемые «передовые» идеи, на практике все же не смог увести девушку из родного дома без родительского благословления) и интеллигентским «идеологизмом» (когда «идейность» перестала сдерживаться традициями, т.е. «преданием»).
В 1905 г., в связи открытием в Петербурге историко-
художественной выставки русских портретов, для подготовки которой он объездил около 100 помещичьих усадеб, С.П. Дягилев произнес следующую речь: «Не чувствуете ли вы, что длинная галерея портретов., которыми я постарался заселить. залы Таврического дворца, - есть лишь грандиозный и убедительный итог, подводимый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду нашей истории <.> Конец быта здесь налицо.
Глухие заколоченные майораты, страшные своим умершим великолепием дворцы, странно обитаемые сегодняшними милыми, средними, не выносящими тяжести прежних парадов людьми. Здесь доживают не люди, а доживает быт. И вот. я совершенно убедился, что мы живем в страшную
эпоху перелома, мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой
культуре...»
Картину вырождения дворянской усадьбы нарисовал И.А. Бунин в повестях «Деревня» (1909-1910) и «Суходол» (1911). «Поблизости помещики такая голь, что без хлеба по три дня сидят, последние ризы с икон продали, разбитого стекла вставить, крышу поправить не на что; окна подушками затыкают, а по полу, как дождь, лотки и ведра расставляют, -сквозь потолки как сквозь решето льет.», - рассуждает про себя герой «Деревни» Тихон Красов. Сам он, разбогатевший лавочник, внук крепостного, «доконал» потомка обнищавших Дурново, своих бывших господ, «полного, ласкового барчука, лысого на двадцать пятом году. И мужики так и ахнули от гордости, когда взял он дурновское именьице: ведь чуть не
вся Дурновка состоит из Красовых!»
Вырождение дворянства к началу ХХ в. сопровождается и деградацией крестьянской России. О взаимозависимости благополучия крестьян и дворян писал еще Пушкин в «Путешествии из Москвы в Петербург» (1834): «Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения. Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого»28. У Бунина же деревня Дурновка, лишившаяся более-менее эффективного когда-то попечения помещиков, - средоточие дикости, невежества, страшного звериного быта, жестокости, порока; удручает разобщенность крестьян. Новый владелец Дурновки, выходец из своей же среды, вызывает у жителей прежде всего зависть и ненависть; впрочем, Тихон платит своим землякам той же моне-
той: «живорезы», «ни к черту не годный народ!» Диссонансом, отзвуком
навсегда ушедшей эпохи, звучит в этом мрачном и безвыходном мире музыка, раздающаяся из старого усадебного дома господ Казаковых: «из темных раскрытых окон, из-за железных сеток от мух гремел рояль, покрываемый великолепным голосом, затейливыми вокализами, совершенно не идущими ни к вечеру, ни к усадьбе», на старой липовой аллее которой -
«грязный песок» .
В «Суходоле» автобиографический повествователь, потомок столбовых дворян Хрущевых, от своего лица рассуждает о судьбе дворянства и «усадебной культуры» с ее светлыми и мрачными сторонами: «за полвека почти исчезло с лица земли целое сословие, . столько нас выродилось, сошло с ума, наложило руки на себя, спилось, опустилось и просто потерялось где-то!... не имеем мы ни даже малейшего точного представления о жизни не только предков наших, но и прадедов, . с каждым днем все труднее становится нам воображать даже то, что было полвека тому на-
зад!» Хотя Бунин и делает акцент на негативных сторонах «усадебной культуры» эпохи крепостничества (Дурново - в «Деревне» - затравили борзыми прадеда братьев Красовых; Хрущевы - в «Суходоле» - «загоняли» крепостных в солдаты, запугивали их жен и т.п.), тем не менее он показывает, что старинная усадьба - это общий дом для дворян и крестьян:
«Дворня, деревня и дом в Суходоле составляли одну семью» , причем даже, зачастую, в прямом, кровно-родственном отношении. Писатель говорит об общности национального характера, одинаково проявлявшегося у господ и холопов, о единой системе ценностей у тех и других, в конце концов - об их общей судьбе, определяемой «преданием» и неразрывной связью с разоренной ныне усадьбой. Люди из народа, по Бунину, далеко не были только страдательной стороной в усадебном симбиозе: так, Герваська и Юшка психологически доминировали над своими господами, «бывшая раба» Наталья всем «высшим» строем своей души обязана суходольским барам.
Но теперь, констатирует повествователь, от этой культуры уже ничего не осталось: «то место, где стояла луневская усадьба, было уже давно распахано и засеяно, как распахана, засеяна была земля на местах многих других усадеб», «уже и совсем пуста Суходольская усадьба». Даже могилы прадедов затерялись; чтобы возродить хоть какую-то память о былом, «на-
до сделать усилие» . Итак, нить «предания» порвана. Нет преемственности между участниками «усадебной культуры» и их потомками, слившимися с интеллигенцией (так, последний хозяин усадьбы Суходол в конце
XIX в., «вырубив последние березы в саду, по частям сбыв почти всю пахотную землю, покинул ее. - ушел на службу, поступил кондуктором на
железную дорогу»).
Интеллигентская позиция начала XX в. по отношению к дворянской культуре ярко выражена в уже упоминавшихся «Очерках прошлого» М.О. Гершензона. В заключение рассказа о П.В. Киреевском и его семье автор пишет: «Нам, нынешним, трудно понять славянофильство, потому что мы вырастали совершенно иначе - катастрофически <.> каждый из нас не вырастает естественно из культуры родительского дома, но совершает из нее головокружительный скачок. Вступая в самостоятельную жизнь, мы обыкновенно уже ничего не имеем наследственного. Я не
знаю, что лучше: эта ли беспочвенная гибкость или тирания традиции» . Такое положение дел подтверждается и мемуарами Андрея Белого «На рубеже двух столетий» (см. «Введение», «Дети рубежа» из гл. 3, «Борьба за культуру» из гл. 4). «Статика, предвзятость, рутина, пошлость, ограниченность кругозора»36 - так характеризует автор родственный и профессиональный круг своего отца, профессора Бугаева, круг, с которым резко порывает.
С конца XIX в. «усадебное мироощущение», в основе которого -«чувство преемственности поколений», «укорененность человека в исто-
рической почве», сменяется «мироощущением дачным» , исчерпывающе отраженным в творчестве А.П. Чехова, А.М. Горького и др.
Однако «ощущение реального разрушения усадьбы» парадоксально способствовало в Серебряном веке «воскрешению усадебной темы», составившей «мощный пласт» литературы этой эпохи38. В июле-сентябре 1910 г. выходит специальный выпуск журнала «Старые годы», посвященный усадьбе, с программной вступительной статьей Н. Врангеля «Помещичья Россия»; художники-мирискусники (Л. Бакст, М. Добужинский, А. Бенуа) много работают над живописным образом-стилизацией русской усадьбы; в 1914 г. учреждается журнал «Столица и усадьба», по заданию которого совершил свой знаменитый объезд провинциальной России Г.К. Лукомский. Все эти темы и начинания можно объединить термином «пассеизм» (А.Н. Бенуа), подразумевающим попытку «жить в прошлом»,
«страстное предпочтение прошлого настоящему» . В «пассеизме», на наш взгляд, выразилась тяга интеллигентской культуры Серебряного века к дворянской усадебной «почвенности», которою сам Серебряный век уже не обладал.
Ностальгический разрыв этой эпохи с дворянско-усадебной культурой выразил в 1912 г. и Н.А. Бердяев: «Нам нет возврата к славянофильской уютности, к быту помещичьих усадеб. Усадьбы наши проданы, мы оторвались от бытовых связей с землей. Но мы живо чувствуем красоту этих усадеб и благородство иных чувств, с ними связанных»40. Бердяев отчетливо отрефлектировал фундаментальные различия между мировоззренческими основами классической русской культуры XIX в. и культуры современного ему Серебряного века. Так, противопоставляя «крепкое, народное, земляное, органическое» начало славянофильства современной ему «воздушности», отмечая «религиозную беспочвенность» даже «мистической» (не говоря уж об атеистической) интеллигенции начала XX в., философ говорит об «ограниченности» хомяковского мирочувствия: «Под
ним земля не горела, почва не колебалась», как под деятелями Серебряного века; в хомяковских идеях «слишком преобладает стихия земляная над стихией воздушной, в них много глубины, но мало устремленности вверх и вдаль», отсутствуют «апокалиптические предчувствия»; «люди эти жили настоящим, . верили в органический рост будущего». Бердяев практически отрицает основы русского «предания», главные черты которого Xомя-ков видел в семье и общине. «Русскому духу, - продолжает философ начала XX в., - чужда мещанская ограниченная семейственность, чуждо семейное строительство»; соборность как «духовный коллективизм» не привязана, по его мнению, к сельской общине, являющейся всего лишь «временной и изменяемой формой социального быта». Славянофилы, считает Бердяев, «выразили не все черты русского и славянского характера»; в пользу оседлости, они не обратили внимания на «вечное странничество» русских, их «бунт и мятежность». А это и есть определяющая черта русского национального характера - «апокалиптичность», «искание Града Грядущего»; «великая правда русских», не понятая Xомяковым (а значит, по логике Бердяева, всей русской классикой XIX в. как таковой, за исключением, может быть, Достоевского), «в том, что они не могут примириться с этим градом земным», «что они взыскуют Небесный Иерусалим, сходящий на землю. Этим русские радикально отличаются от людей Запада,
прекрасно устроившихся и довольных, град свой имеющих» .
Можно сказать, что революционные потрясения в России первых десятилетий XX в. во многом стали следствием обрисованной социокультурной «беспочвенности» Серебряного века, установки этой эпохи на апокалипсический «катастрофизм».
1 Щукин В. Российский гений просвещения: исследования в области мифопоэтики и истории идей. М., 2007. С. 206.
2 Дмитриева Е., Купцова О. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М., 2003. С. 16-17.
3 Охлябинин С. Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века. М., 2006. С. 11-12.
4 См.: Там же. С. 149-150.
5 Там же. С. 13.
6 Мир русской усадьбы в литературе XVIII - начала XX века: хрестоматия / сост. и вступ. статья М.Д. Ковалева. М., 2006. С. 10-11.
7 Евангулова О.С. Xудожественная «вселенная» русской усадьбы. М., 2003. С. 25.
8 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 1994. С. 28.
9 Цит. по: Мир русской усадьбы в литературе XVIII - начала XX века. С. 25.
10 Гершензон М.О. Грибоедовская Москва. П.Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989. С. 319, 317, 319, 349.
11 См. Щукин В. Указ. соч. С. 326.
12 Щукин В. Между полюсами: об органичности и судьбоносности русского западничества // Вестник Европы. 2002. № 7-8. С.184.
13 Гершензон М.О. Указ. соч. С. 319.
14 См. об этом: Сухов А.Д. Xомяков, философ славянофильства. М., 1993. С. 81-85.
15 Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1975. С. 375, 380.
16 Там же. С. 380.
17 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 27-28.
18 Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? / сост. и вступ. статья В.Н. Грекова. М., 2002. С. 393-394, 623-624, 633.
19 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л., 1972-1990. Т. 16. С. 441.
20 Там же. Т. 13. С. 453.
21 Там же. С. 454.
22 Там же. С. 455.
23 Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город: Россия как традиционное общество. М., 2002. С. 569.
В подтверждение этой мысли приведем параллель, которую проводит Ю.М. Лотман между дворянской культурой России эпохи крепостничества и культурой античной демократии классических Афин: «Странно было бы приукрашивать рабовладельческий строй и предполагать, что он не был связан с чудовищными злоупотреблениями. Но не менее странно было бы, глядя на статуи Фидия и Праксителя, читая Софокла или Эврипида, все время приговаривать: “Это все за счет труда рабов”. Рабовладельческое античное общество создало общечеловеческую культуру. У нас нет причин забывать, во что обошлось России превращение дворянства в замкнутое господствующее сословие, но нет причин забывать и о том, что дала русской и европейской цивилизации русская дворянская культура.» (Беседы о русской культуре. С. 40-41).
26 Дмитриева Е.Е. Русская усадьба: конец золотого века // Кануны и рубежи. Типы пограничных эпох - типы пограничного сознания: материалы российско-французской конференции: в 2 ч. Ч. 1. М., 2002. С. 286.
27 Бунин И.А. Легкое дыхание: повести; рассказы. М., 2006. С. 323.
28 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 9 т. Т. 5. М., 1954. С. 169.
29 Бунин И.А. Указ. соч. С. 431.
30 Там же. С. 393.
31 Там же. С. 492.
32 Там же. С. 444.
33 Там же. С. 492.
34 Там же. С. 493.
35 Гершензон М.О. Указ. соч. С. 315-316.
36 Белый А. На рубеже двух столетий. М., 1989. С. 40-41.
37 Дмитриева Е., Купцова О. Жизнь усадебного мифа. С. 161.
38 Дмитриева Е.Е. Русская усадьба: конец золотого века // Кануны и рубежи. Ч. 1. С. 287.
39 Цит. по: Адамович Г. Из старых тетрадей // Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1996. С. 380.
40 Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков. М., 2005. С. 83.
41 Там же. С. 80, 181, 80, 82, 154, 155, 183.